Ширин Шафиева - Сны Ocimum Basilicum [litres]

Именно в тот момент, когда странные листья оказались в огне, Зара достала зеркальце и поднесла его к носу. Ветер плеснул ей пригоршню дыма в лицо. И мир распался. Тело Зары стало тяжёлым, словно она находилась не на Земле, а на Юпитере. Рука, удерживающая зеркало, исчезла, а само зеркало выросло до небес и многократно умножилось, заключив Зару в додекаэдр, и вокруг себя она видела только свои бесконечные копии, теряющиеся в зелёной глубине. Копии повторяли её движения, но с возрастающим по мере их удалённости опозданием, слово волна пробегала по многомерному океану во всех мыслимых направлениях. Ей захотелось выбраться оттуда; она резко обернулась и увидела свой собственный затылок. Отражения вдруг перестали подчиняться Заре. Корча ей жуткие рожи на прощание, они начали разбегаться в разные стороны, и каждое словно забирало с собой часть её души, пока Зара совсем не забыла, кто она и что здесь делает. Зеркала растворились, и Зара обнаружила, что по шею зарыта в землю, точнее, в вязкую массу, определения которой она никак не могла найти – словно её тело было какой-нибудь морковью. Кругом, насколько хватало глаз, простирались чудовищные грядки, засаженные другими Зарами – её точными копиями. Между грядками ходила исполинская женщина, иногда она наклонялась и выдёргивала из земли очередную кричащую, протестующую «Зару» за волосы. Настоящая Зара попыталась объяснить страшной женщине, что всё это ошибка, что она – единственная, других таких быть не может, что ей не место среди подделок. Женщина обернулась на её жалкий голос и со спокойной насмешкой начала объяснять ей, почему Зара вовсе не единственная и место ей именно на грядке. А затем схватила её за волосы и потянула. Вязкая масса неохотно отпустила её тело, но оно стало лёгким, Зара снова могла шевелить руками и ногами, а потом всё вернулось на место – свет костра, холодный воздух и трава под ладонями. Лицо Зары было залито потом, и её трясло, словно в лихорадке.

– П…ц, – простонала она, не заботясь, что этот момент снимут на камеру и все её родственники узнают, что она матерится. – Что это был за п…ц?!

Валида смотрела на огонь и думала о высеченных на скалах пляшущих человечках, когда всё произошло. Тускло освещённый участок, на котором они разбили лагерь, расширился, костёр отъехал вдаль, а пляшущие человечки обрели объём, и, надо сказать, оторванными от родной скалы, обретшими плоть они выглядели далеко не так мило. Валида нервно хихикнула, и человечки, все, как по команде, повернули к ней безликие головы. И, хотя лиц у них не было, повёрнутые в сторону Валиды головы транслировали недобрые мысли. Ей хотелось спрятаться от них, но её ноги словно приросли к земле. Чтобы отвлечься от неприятных ощущений, она сосредоточилась на беснующемся костре, в сердце которого возвышалась фигура, сложенная из других точно таких же фигур поменьше. «Я же на фестивале Burning man!» – подумала Валида и впала в панику: у неё не было ни подходящего к случаю костюма, ни произведения искусства, которое она могла бы представить. Она почувствовала себя чужой, отверженной и лишней, бездарной и ничтожной, как осколок стекла среди драгоценных камней. И вдруг её забросило в детство, ей снова было шесть лет и мама отвела её в музыкальную школу – Валиде очень хотелось играть на пианино и петь. Неприятная тётка попросила маленькую Валиду спеть какую-то известную песню, и Валида запела, так громко, как только могла, но не дошла и до припева, как тётка велела ей замолчать и заявила гордой матери: «У ребёнка нет слуха». Валида не знала, что это такое – нет слуха, но по тону женщины поняла, что это что-то очень позорное, и в школу её не возьмут. Она лила слёзы всю дорогу до дома, и мама купила ей в утешение куклу Барби с фиолетовыми волосами.

Сейчас мамы не было рядом, а Валида снова очутилась у костра, достаточно близко, чтобы разглядеть горящего человека. Но когда она попыталась разглядеть его лицо, взметнулись вверх розовые и синие волосы, и Валида поняла, что горящий человек – это она сама. Больно не было, но плоть ощутимо отваливалась от костей целыми кусками, как это бывает с мясом, если его слишком долго варить. Валида хотела выбраться из огня, но он не отпускал, он изъел её кости, сделал их хрупкими, и когда Валида открыла рот, чтобы закричать, её зубы раскрошились и выпали. А рот раскрывался всё шире и шире, словно кошелёк для монеток с застёжкой «поцелуйчик», и вся Валида вывернулась через рот наизнанку, провалившись в Ничто. Там она прозябала, пока мир не сжалился над ней и не вернулся в своём нормальном виде. Валида посмотрела на съёмочную команду и заплакала.