Дмитрий Ахметшин - Комплот детей

Всё было примерно так, как он предполагал. Оставлять её хоть на минуту, хоть на мгновение теперь — безумие. Он так и сказал, приблизив лицо к её лицу, обоняя запах пропитавшегося потом тела и чего-то ещё. Ужаса, от которого начинают трепетать ноздри.

— Даже не надейся, что я выпущу тебя из виду, — прибавил Игорь, снимая с полки так кстати подвернувшийся моток скотча и заключая в плен беспомощные конечности женщины, похожие на подстреленных, ощипанных пташек. Держать себя в руках получалось на удивление легко. Та царапина, что испугала его тогда, несколько дней назад, почти зажила: от неё на чумазой Лениной щеке остался невразумительный след. Перепутав причину и следствие, Игорь подумал, почти смеясь: «Как меня могла вывести из себя такая мелочь?»

Наконец удалось организовать подобие лагеря. Игорь имел подобный план в голове с самого начала. У него было много времени на обдумывание. Здесь имелись портативные газовые плитки и баллоны к ним — всё это люди в прежние времена брали на пикники или в загородные дома. Мужчина решил, что до конца холодов запасов газа должно хватить… на крайний случай, впрочем, есть ещё уголь.

А еда! Господи, сколько же здесь еды. Эти уходящие в бесконечность полки… Игорь захлёбывался от восторга. Странная лёгкость появилась в икрах. Немота в кончиках пальцев — они начали подмерзать, — перестала иметь всякое значение.

Получасом позже, поедая бутерброд с куском жёсткого сала, Игорь вежливо выслушивал доводы жены и, выкраивая промежутки между фразами, пропихивал ей в рот куски грудинки и размороженный и любовно порезанный им самим помидор.

— Ты не сможешь держать меня здесь вечно, Гошик, — заливаясь слезами, говорила она.

— Я и не собирался. Мы подождём весны… подождём, пока не родится наш сын.

— Я клянусь, я что-нибудь с собой сделаю. Ты и моргнуть не успеешь, как всё уже случится. Он и так уже почти мёртв, Игорь. Почему ты не позволяешь мне от него избавиться?

— Он жив, — Игорь улыбался. — Мой сын жив.

— Это всего лишь фантазии. Ты, видно, сошёл с ума, раз не видишь очевидного… это страшная правда, но она — правда. Странно, да? Я проживала целые жизни в книгах, которые ты пренебрежительно называл беллетристикой. Я вырастила нашего первого сына, в то время как ты предпочел от него отказаться. Так чем тебя огрели по голове, что ты предпочёл занять моё место? И как тогда мне быть, кроме как не занять твоё? Очнись уже от грёз, Гоша, времена изменились.

— Замолчи и жуй тщательнее, а то подавишься. Наше время ещё не прошло.

— Я… — Лена сделала движение, будто собиралась всплеснуть руками. — Если бы я знала, каким великим упрямцем ты можешь быть! Если честно, я тебя совершенно не узнаю.

Игорь не удержался от того, чтобы не сделать замечание. Голос его звучал недовольно.

— Кажется, ты считала меня за безвольную малышню и предлагала остаться в детском саду вместе с Кирюхой.

Упоминание о сыне привело её в ярость.

— Ты мальчишка! Просто мальчишка. Не знаю, каким образом я смогла оказаться в твоей власти. Деревенщина! Пещерный человек! Диктатор!

— А ты, ты считаешь себя здравомыслящим человеком? — сварливо сказал Игорь. Он не вспылил, нет — на всём, что могло там, внутри, вспыхнуть, будто бы выросла свежая трава. Он хотел немного вывести Лену из себя. Это так редко удавалось в прошлой жизни, что Игорь, ругая себя за мелочность и злопамятность, тем не менее, не мог заставить себя пропустить такой шанс. — Собиралась убить ребёнка. В каком-то грязном сарае… я, если хочешь знать, вытащил тебя из-под ножа настоящего мясника.

На это Лена не ответила ничего вразумительного. Но когда она зарычала, как рассерженная пантера, Игорь схватился за голову.

С этой поры он стал приковывать жену за руку к декоративной пальме, замёрзшей подобно мамонту, попавшему под молот ледникового периода. Сначала думал найти для этой цели какие-то верёвки (всё-таки скотчем положено связывать буйных пассажиров в самолёте, но никак не собственную жену), потом в отделе товаров для детей неожиданно обнаружил вариант получше. Это детские розовые пластиковые наручники с настоящей цепью, которые оказались необыкновенно прочными.

— В комплекте, есть ещё пистолет с липучками. Оставлю его тебе. Развлекайся, — сказал он по возможности ласково, но Ленка только плюнула ему в лицо.

Когда Игорь удалялся на охоту, то позволял себе ругаться и даже плакать. Отчаяние таилось между стеллажей, неожиданно набрасывалось сверху, падая на макушку чёрной птицей. Безоговорочно верховодить в супружеских отношениях уже не казалось таким важным. Игорь пришёл к выводу, что компромиссы с воюющей женщиной — такой же миф, как то, что люди способны меняться под давлением обстоятельств. Это всё меньше было похоже на войну, и куда больше — на помешательство. Странно, что этой грани он не заметил раньше, хотя, может, подсознательно замечал, но не торопился выходить за нарисованный жирным красным круг.