Антон Березин - Скелет в шкафу и другие ужасные истории [litres]

– Ох уж, эта современная молодежь, – покачал головой Бабай. – Насмотрятся всякой ерунды фантастической. А про Рембрандта, небось, даже и не слыхивали. И сумрак не здеся, а вот тута – в ваших головах!

И Бабай выразительно постучал себя пальцем по лбу.

– И вовсе не ерунда, а очень даже классный фильм! И при чем здесь Рембрандт какой-то? – обиженно сказала Анька, очень уважавшая фантастические фильмы, но не слишком разбиравшаяся в живописи.

– А при том, что ентот самый «Ночной дозор», оченно известную во всем мире картину, он и нарисовал, – объяснил Бабай. – Ажно еще в 1642 годе. В Голландии. В ейном стольном граде Амстердаме.

– А ты-то откуда знаешь? – буркнула Анька. – Ты что там был, что ли?

– Ну, дык! – радостно кивнул Бабай. – Можно сказать, свечку держал. «Для создания причудливой игры света и тени». Енто мне сам Рембрандт потом объяснил. Руку жал, благодарил. Если бы не ты, говорил, фиг у меня так хорошо получилось бы!

– Что, прямо так и сказал: «фиг»? – недоверчиво посмотрел на него Стасик.

– Нет, конечно, – смущенно потупился Бабай. – Он енто не по-нашенски, а по-голландски сказал. Но я уж и запамятывал, как это по-голландски будет-то. Давненько ведь это было.

– Память подводит. Старенький я уже, видать, стал, – вздохнув, грустно добавил он.

– Да брось ты! Ты еще очень даже хорошо сохранился! – решил ободрить пригорюнившегося Бабая Стасик и уточнил: – А с 1642 года, так вообще, как огурчик! Ты лучше скажи…

Но договорить он не успел.

– Па-а-а-берегись!!! – неожиданно раздался крик.

Бабай еле успел пригнуть головы Аньки и Стасика. Что-то молнееносно просвистело над их головами. Причем, на такой огромной скорости, что поднятый этим чем-то ветер даже сорвал с головы Бабая его шапку-ушанку, которая, по всей видимости, была ему очень дорога. Потому что он тут же с громкими криками и проклятиями бросился ее догонять. Предмет же, пролетевший над их головами, рухнул в то самое, постоянно перемещавшееся до этого, озеро, подняв огромный столб брызг. Озеро, похоже, не ожидавшее такого развития событий, не успело вовремя убраться с места падения, и в результате даже закипело от возмущения. Потом, окатив виновника происшествия презрением и густой струей пара, покатило свои волны куда-нибудь подальше. Куда без предупреждения не валятся с неба всякие наглецы.

Сам же этот «наглец» моргал глазами и пытался прийти в себя, сидя на сухой, потрескавшейся земле, совсем еще недавно бывшей дном сбежавшего теперь неизвестно куда озера.

– Ах, же ты, негодник! – гневно обратился к нему Бабай, поднимая с земли и старательно отряхивая свою видавшую виды шапку-ушанку. – Ты что ж себе позволяешь, поганец ты этакий! Шапочка-то почти новая, один раз тока надеванная! А ты ее об земь, ирод окаянный!

– Да ладно тебе, Бабаич. Ты ее, небось, как надел лет этак… даже и не помню, сколько тому назад, так и не снимал ни разу, – пробурчал уже знакомый нам незнакомец, напоминавший футбольный мяч. – Чем зря воздух сотрясать, помог бы подняться лучше.

– И как же ты докатился до жизни такой? – сокрушенно покачал головой Бабай, протягивая ему руку. – Посмотри, на кого ты стал похож! Смотреть стыдно! Был ведь весь из себя румяный такой, жаром пышущий, пухлый да сдобный. А стал совсем грязный и несъедобный.

– Кончай наговаривать, Бабаич! – грубо оборвал его незнакомец. – Все это сказки да смешные фантазии. Какой еще «румяный да сдобный»? Забыл, что ли, что я «по амбарам метен, по сусекам скребен»? А что из такого мусора могло выйти?! Из чего намели, то и испекли. В общем, можно сказать, что плохая наследственность, трудное детство и плохая компания оказали на мою дальнейшую судьбу свое тлетворное влияние.

Правда, последняя фраза скорее напоминала цитату из разгромной характеристики с очередного места работы.

– Я не поняла – это Колобок, что ли? – толкнула Анька Стасика в бок.

– Кому Колобок, а кому Колян Боков, – гордо подбоченился Колобок и проникновенно запел хриплым голосом: – «Я из пыли колобок, из песочка пирожок, с гвоздиком да камешком вместо, эх, изюминок».

Растрогавшись от своего пения, он даже попытался было пустить слезу, но трудно сказать, могут ли хлебные крошки, обильно катившиеся из его глаз, считаться слезами.

– Ах ты, рразбойник! Бандюган! Хулиган! – неожиданно налетела на него появившаяся, наконец, Марта.

– Эй, эй! Ты чего клюешься?! – возмутился Колобок, пытаясь уклониться от разбушевавшейся Марты. – Это не по правилам!