Джек Кетчам - Девушка по соседству

– Что?

– Ну почему мне нельзя?

– Нельзя что?

– Трахнуть ее?

– Потому что я так сказала , черт тебя дери! Это кровосмешение! И чтобы больше ко мне с этим не лез! Ты хочешь измазать свой конец спермой собственного брата? Ты этого хочешь? Молчи! Ты омерзителен! Точь-в-точь как твой папаша.

– Рут, – сказал я. – Ты же… ты же не можешь сделать это.

– О, я не могу?

– Нет.

– Нет? И почему же я не могу?

– Это… это неправильно.

Она встала. И, подойдя ко мне, нависла надо мной. Я был вынужден на нее смотреть. Смотреть ей прямо в глаза.

– Пожалуйста, не учи меня, что правильно, а что нет, малыш.

Это был не голос, а низкий звериный рык. Я видел, что она трясется от ярости и едва сдерживает себя. Глаза мерцали так, словно в них светилось дрожащее пламя оплывающей свечи. Я отступил на шаг. Боже, подумал я, а ведь это женщина, которая мне когда-то нравилась. Женщина, которую я считал веселой, а порой и красивой. Одной из нас.

Сейчас эта женщина пугала меня до смерти.

Парень, подумал я, а ведь она убьет тебя. Она убьет нас всех, вместе с собственными детьми, ни на секунду не задумавшись.

Если ей того захочется.

– И не смей мне указывать, – сказала она.

Я понял, что она знала, что у меня на уме. Читала меня, как раскрытую книгу.

Но, похоже, ее это не заботило. Она повернулась к Вилли:

– Этот мальчик пытается удрать, – сказала она с улыбкой. – Отрежь ему яйца и принеси мне. Ты меня понял?

Вилли улыбнулся ей в ответ.

– Будет сделано, мама, – сказал он.

Тут Вуфер влетел в убежище с помятой коробкой из-под обуви в руках. Он вручил ее Рут.

– Его там не было, – сказал он.

– Чего не было?

– Швейного набора не было в гардеробе. Я нашел его в спальне, на комоде.

– А…

Она открыла коробку: мешанина кусков шпагата, клубков ниток, булавок, пуговиц, иголок. Она поставила коробку на верстак и принялась в ней рыться.

Эдди слез с верстака, освобождая место Рут, и теперь заглядывал ей через плечо.

– Ну вот, – сказала она. И повернулась к Вуферу: – Теперь это надо прокалить, чтобы инфекция не попала.

Она держала в руке длинную толстую иглу.

Напряжение в помещении подскочило до максимума.

Я посмотрел на иглу, а потом на Мег, лежавшую на полу. Она тоже – как и Сьюзан – не сводила глаз с иглы.

– А кто будет это делать? – спросил Эдди.

– Думаю, будет честно, если каждый будет писать по букве. По очереди.

– Отлично. А что мы напишем?

Рут задумалась.

– Думаю, надо попроще. Как насчет: «Я шлюха. Трахни меня»? Думаю, так сгодится. Всем все сразу будет понятно.

– Точно, – сказала Дениз. – Это будет классно.

В этот момент она стала копией Рут. Те же пляшущие огоньки в глазах, то же напряженное ожидание.

– Ого, – сказал Вуфер. – Много букв получается. Почти по три на каждого.

Рут посчитала про себя и кивнула.

– Вообще-то, – сказала она, – если Дэвид не хочет, а мне кажется, он не хочет, вы можете взять по три буквы, а я напишу остальное. Дэвид?

Я замотал головой.

– Как я и думала, – сказала Рут. Но произнесла это без гнева или издевки.

– Хорошо, – сказала Рут. – Я беру букву « Я ». За работу!

– Рут? – сказал я. – Рут?

Вилли подошел ко мне вплотную и принялся лениво выписывать круги кухонным ножом под моим подбородком. Я напрягся всерьез, потому что с Вилли никогда не знаешь, что он выкинет. Я посмотрел на Эдди – он вертел в руках складной нож. Глаза его были холодными, даже мертвыми. Я перевел взгляд на Донни. Это был новый, неизвестный мне Донни. На его помощь рассчитывать не приходилось.

Но Рут просто повернулась ко мне, по-прежнему спокойная – без малейшей тени злости, а голос ее был спокойным и усталым. Словно она пыталась сообщить мне нечто такое, что мне давно полагалось бы уяснить – для моего же блага. Словно она оказывала мне какую-то услугу. Словно из всех присутствующих я был ее любимчиком.

– Дэвид, – произнесла она, – я говорю тебе. Не вмешивайся.

– Тогда я хочу уйти, – сказал я. – Я хочу убраться отсюда.

– Нет.

– Я не хочу этого видеть.

– Так не смотри.

Они и вправду собирались сделать это с Мег. Вуфер достал спички.

И начал разогревать иглу.

Я изо всех сил крепился, чтобы не расплакаться.

– Слышать все это я тоже не хочу.

– Какая жалость, – сказала Рут. – Но если уши у тебя не забиты серой, услышишь ты все.

И я услышал все .

Когда все закончилось и они протерли ее раны спиртом, я подошел посмотреть, что они с ней сделали. Не только в этот раз, но и ночью, и утром.