Наталья Тимошенко - Кошки-мышки

Из темноты вышел Макаров, неся в руках большой белый контейнер. Без лишних напоминаний Шарисса забрала его, поставила на пол и открыла. Никита не сразу понял, что именно она вытащила оттуда, а когда понял, не удержался от судорожного вздоха. Внутри контейнера лежали четыре сердца. Издала какой-то звук Яна, и по ее лицу пробежала тень испуга. Шарисса разложила сердца на полу друг напротив друга в четырех точках. В пятой стояла Яна, осталось свободным лишь одно место напротив нее — для Никиты.

Не тратя слова на приказы, Павел молча толкнул Никиту к пустующему месту.

— Одна пара сердец, у которых не осталось тела, — довольно пробормотал он. — Вторая пара сердец, чьи тела еще существуют. И третья пара сердец, вынутых из живых тел, которые еще не остыли.

— Нет! — вырвалось у Яны.

Никита тоже почувствовал, как сердце, пока еще его сердце, пропустило удар. Он что, собирается забрать у них органы, не убивая предварительно?

— Да, моя девочка, — рассмеялся Павел. — Но я буду милосерден. — Он поднял с пола большую кружку, в которой плескалась какая-то жидкость, шагнул ближе к Яне. — Пей. И ты ничего не почувствуешь, обещаю.

Поднес чашу к губам Яны, но та отвернулась.

— Пей, глупая! — раздраженно повторил Павел. — Или ты хочешь чувствовать, как из твоего прекрасного тела вырезают сердце?

По щекам Яны потекли слезы, и она вопросительно посмотрела на Никиту. Тот не знал, что ей ответить. Очевидно, что спасения ждать неоткуда и лучше ей будет ничего не чувствовать. Но если она выпьет и потеряет сознание, уже точно не сможет оказать сопротивление. Впрочем, какое еще сопротивление, когда ни она, ни он не могут пошевелить и пальцем?!

Павел не стал дожидаться ее решения, схватил за затылок, прислонил чашу к губам. По подбородку Яны потекла жидкость, попадая и в рот, и она вынуждена была глотнуть. Почти сразу после этого тело ее обмякло и она упала Павлу на руки. Тот аккуратно, будто драгоценную ношу, опустил ее на пол, выпрямился и подошел к Никите. Ему чашу подавал уже не с таким трепетом. Никита сосредоточил все остатки сил в одной руке и взмахнул ею, выбивая чашу из рук Павла. Та подлетела вверх, сделала дугу в воздухе, разбрызгивая жидкость, и упала на пол.

— Что ж, твое право, — зло фыркнул Павел.

Савелий Павлович продолжал что-то говорить и по-русски сыну, и по-французски Шариссе, но Никита уже не слушал. Он ничего не пил, но ему казалось, что его сознание тоже перешло на какой-то другой уровень. Он будто наблюдал за всем со стороны, не чувствуя больше страха. Никита узнал это состояние: именно его ощущал он во сне Яны. И сейчас не мог в полной мере понять, к лучшему это или нет.

Павел вытащил из-за пояса большой нож, заточенный с двух сторон наподобие кинжала, поочередно подошел к каждому из лежащих на полу сердец, с размаху вонзая нож в плоть по самую рукоятку. Будь Никита в нормальном сознании, его, наверное, замутило бы, но сейчас он смотрел на это равнодушно.

Павел подошел к Яне, присел перед ней на корточки, разорвал футболку и точным уверенным движением разрезал бюстгальтер, обнажая белую как снег кожу на упругой девичей груди. И только когда окровавленное острие коснулось кожи, осознание происходящего обрушилось на Никиту.

— Нет! — он крикнул так громко, что Павел вздрогнул от неожиданности. Прочертил острием неглубокую борозду на груди Яны, рассекая лишь верхние слои кожи, а затем выпрямился. — Ты прав, — спокойно сказал он. — Как бы мне ни хотелось, а я не могу забрать у нее сердце лично.

Он нашел глазами Макарова и протянул кинжал ему. Тот, повинующийся приказам бокора, шагнул ближе, взял кинжал и занес его над бесчувственной Яной.

Савелий Павлович тоже закричал, но в его словах Никита различал имя Шариссы. Та будто и не слышала ничего, смотрела на Макарова, продолжая шептать приказы, и держала в руках куклу с темными волосами, не позволяя Никите двигаться.

Где-то вдалеке Никите почудились какие-то звуки: не то грохот, не то топот. Он мог бы порадоваться, что полиция наконец нашла их, но даже если так, Яну спасти они не успеют. Макаров уже занес над ней кинжал. И Никита не удержался — закрыл глаза.

Мир погрузился в темноту, и он не сразу понял, что не так. Темноту разорвал вопль боли, но кричала не Яна: голос был мужской. В то же мгновение Никита почувствовал, что невидимые цепи больше не сковывают его тело. Распахнул глаза, пытаясь быстро сориентироваться.

Павел стоял за пределами рисунка, наклонившись вперед и прижимая к себе руки. Никита не сразу рассмотрел, что держится он за рукоятку торчащего из груди кинжала. Рядом с ним стоит равнодушный Макаров, внизу тяжело дышит Савелий Павлович, что-то бормочет на французском Шарисса. Обо всем этом Никита подумает потом, пока же, пользуясь ситуацией, он, разбрасывая в стороны свечи, устремился к Яне, на ходу стаскивая с себя куртку. Рана на ее груди была неглубокой, поэтому он просто завернул девушку в свою куртку и поднял на руки.