Михаил Парфенов - Голоса из подвала [litres]

Он потупился, сбитый с толку. Лиза сидела под столом, в полутьме ее зрачки по-кошачьи сверкали.

– А раньше, – не узнавая свой голос, спросил Эльдар, – тут жила рыжая девочка моего возраста?

– Ну, – усмехнулась Лариса Сергеевна, – дому сто лет, наверняка в нем жили девочки, и рыжие в том числе.

Негнущимися пальцами он зашнуровывал кеды. Лариса Сергеевна наблюдала, прислонившись к косяку, и планировала, вероятно, как именно откажет маме Эльдара в своих услугах. Поодаль, лицом к стене, стояла Лиза. Руки по швам, плечи поднимаются и опадают. Она произносила его имя снова и снова, снова и снова…

– Ты уснул, что ли? Фильм закончился.

Он зевнул, размял задеревеневшие мышцы.

– Понравился?

– Очень. Только этот Гоша такой мудак! Я в семье главный, я решаю… Это же натуральный сексизм.

Эльдар хмыкнул и поцеловал Марину в ключицу.

– Давай спать.

Пока Марина была в ванной, он размышлял, а не рассказать ли, что в детстве у него была выдуманная подружка. Что после сотрясения мозга он галлюцинировал наяву, недолго, меньше месяца, и что в двадцать два, перебирая хлам, наткнулся на тетрадь по английскому, но сжег ее не листая.

Нет, в другой раз.

– Оставь, – попросил он, когда Марина склонилась над лампой.

– Боишься темноты? – улыбнулась она.

– Боюсь убиться по дороге к туалету.

Старый дом кряхтел и постукивал, урчали трубы, у соседей – а будто бы в соседней комнате – скрипел паркет. Но тревога покинула Эльдара. Рядом лежала Марина, ее теплая ладонь скользила по его торсу, по животу, за резинку плавок. Нашла, деловито помассировала.

– М-м-м, – промурлыкала она мечтательно. Стянула трусики, оседлала Эльдара. Поерзала попкой, примеряясь, и со вздохом опустилась на него.

– Любимый…

За ее ладным, быстро двигающимся телом клубилась непроницаемая тьма. Мох на стенах, сталактиты и летучие мыши под сводами пещеры. Но в кругу света им было хорошо, и Эльдар поймал упругую грудку с твердым камушком соска и застонал.

– У нас были бы красивые дети, – сказала Марина, поглаживая его по лбу.

– Мальчик и девочка, – сонно проговорил он.

– Как бы мы их назвали?

– Мальчика – Гошей.

– А что? Георгий. Солидно.

– А девочку… Елизаветой.

Он проснулся ночью, все еще ощущая на руках тяжесть новорожденной двойни. Марина спала, повернувшись к нему спиной. Он привстал, и что-то захрустело под локтем. Целлофан? Эльдар нащупал липкий пакетик, извлек. Прочитал надпись «Сушеные бананы» на упаковке. Увидел клочковатую зеленую плесень внутри.

Тоненький детский плач заставил его похолодеть. Сердце загрохотало. Он зажмурился, ущипнул себя. Не помогло. Одеяло между ним и Мариной вздулось горбом, плач доносился прямо из кровати.

Захлебываясь ледяным страхом, он отбросил край одеяла.

Лиза сидела в гнезде из скомканных простыней. Та же маленькая девочка с копной рыжих волос. Но теперь в волосах запутались дождевые черви и жирные личинки, а молочная кожа стала серой и осклизло переливалась. По одутловатым щекам мертвой девочки текли мутные слезы.

Крик застыл в горле Эльдара.

– Папа, – прошептала Лиза с горечью и обидой.

– Папа! – сказала она громче.

– Папочка!

Ее визг зазвенел в комнате, отразился эхом, и тогда Эльдар понял, что она смотрит поверх его головы и обращается к тому, кто стоит у него за плечом. Затылок обдало горячим смрадным дыханием. Он не успел оглянуться: веревочная петля обвила шею под кадыком и огромная лапа схватила за лицо.

Лиза взобралась к нему на бедра, запрыгала, ударяя ладошками по его ребрам. Свет гас, тьма наплывала, тьма пожирала Эльдара. И там, во тьме, в сумеречных закоулках пустой квартиры, они с Лизой начали играть.

– Тебе сейчас страшно, мальчик?..

– Страшно, страшно, страшно…

– Призраки пугают…

– Пугают, пугают…

– А Лиза такая милашка – напугает и взрослого, не то что мальчика…

– До смерти…

– Смерти, смерти, смерти…

– Но тебе ведь не только страшно…

– Тебе ведь и интересно, правда?..

– Тебе нравятся наши истории…

– Нравятся, нравятся, нравятся…

– Особенно про детей…

– И у нас есть еще одна…

– А я НЛУ видел, – сказал Бориска.

Так и ляпнул: «нэ-лэ-у». Прошлепал коровьими губищами, да с таким важным видом, что Вагит в голос заржал. Тимур и вовсе закашлялся, подавившись конопляным дымом.

Даже Леха с Машкой, и те, видать, услыхали. Белобрысая Лехина башка высунулась из-за угла кирпичного гаража. Рот, еще минуту назад слюнявивший Машкину шею, расхлестался в зубоскалой улыбке.