Никто не поверил в изнасилование. Она и сама едва помнила, что произошло. Только то, что несколько парней снимали штаны, и страшную боль в промежности.
Мать хотела подать в суд, а отец сказал, что она сама напросилась.
К счастью, у матери к аптечке было полно таблеток. Она понятия не имела, для чего все эти таблетки, и мать, наверное, сама уже не помнила, потому что их было так много. Она высыпала все пузырьки на журнальный столик.
Последнее, что она увидела после того, как выпила все таблетки и перед глазами все начало расплываться, был отец…
Только он не выглядел как ее отец. Он был слишком молодым. И отец был лысым, а сейчас у него на голове была копна волос. И глаза были другого цвета…
«Сэм»…
* * *
Он не мог в это поверить. Кукла? Он оказался внутри куклы?..
Безмозглые церковники! Они говорили, что его деяния от сатаны, но при чем тут сатана? Ведь Бог создал все сущее. Значит, заклинания, которые он использовал, тоже создал Бог, а не Люцифер.
Однако священники и кардиналы стояли на своем, и его приговорили. Неважно, что он все знал про монсеньора Теодора. Он же просто еретик и поклонник черной магии. Никто ему не поверит, если он скажет, что четыре молодые прихожанки родили детей от монсеньора. Молодухи рожают рыжих детей, пока их мужья сражаются на войне, которую премьер-министр Джордж Абердин развязал в Крыму. Но кто будет его слушать?
Нет, вместо этого его приговорили к сожжению на костре. Он знал, что в раю для него нет места, но с удивлением обнаружил, что его душа попала не в ад, а в куклу, которую сделала домохозяйка монсеньора. Она была родом с Багам. «Похоже, не я один занимался тут черной магией».
Он оказался заперт в тряпичной кукле, набитой соломой. Сначала он очутился на Багамах, потом в Америке и, наконец, попал в руки ребенка. Его заточение длилось уже несколько десятилетий, и он потихоньку сходил с ума.
Потом мальчик вырос и сам, в конце концов, сошел с ума и умер, – он гордился тем, что довел своего хозяина до сумасшедшего дома. А его самого оставили в маленькой комнатке, которую мальчик когда-то обустроил для него. Сюда приходили люди, ахали, охали и удивлялись, разглядывая миниатюрную мебель.
Сегодня туристов привел высокий молодой человек с карими глазами и копной густых волос.
– А вот и Реймонд.
«Сэм»…
* * *
…он лежал без сна в своей спальне в Белом доме и смотрел в потолок. Тишину нарушало только дыхание его спящей жены, Бесс.
Это было единственное место, где он позволял своим сомнениям взять верх – за закрытыми дверями собственной спальни, рядом со спящей Бесс.
«Правильно ли я поступил?»
Когда журналисты задавали ему вопросы о бомбардировке Хиросимы, он твердо отвечал, что отдал правильный приказ. В те годы, когда он еще был офицером артиллерии, они называли Первую мировую «войной, которая покончит с войнами». Но последний вооруженный конфликт доказал обратное. Война шла уже много лет, и конца ей видно не было. Германия капитулировала в мае, и давно пора было японцам – которые втянули США в эту войну, сбросив бомбы на американскую землю, – последовать их примеру. Их парни – его парни – погибали, и это нужно было остановить.
Он всегда любил повторять: «никогда нельзя ни за что извиняться», и он никогда не стал бы извиняться за свой приказ. Ни перед японцами, которые бомбили Перл-Харбор, ни перед американцами, которых он пытался защитить.
Но здесь, сейчас, оставшись в темноте и тишине, наедине со своими мыслями, он не мог не сомневаться в том, правильно ли он поступил.
«Хватит угрызений совести, – упрекнул он сам себя. – Ты – главнокомандующий, и точка. Ты все сделал правильно».
Он осторожно выбрался из постели и подошел к двери. Он попросит охранника принести ему стакан теплого молока, выпьет его и ляжет спать.
Открыв дверь, он увидел высоченного молодого человека с непослушной гривой и карими глазами.
– Могу я чем-то помочь вам, сэр? – вежливо спросил тот.
«Сэм»…
* * *
…он стоял у смертного одра Агнесс, размышляя, что будет делать без нее.
Ведь он надеялся уйти на покой, продать лодку и тихо прожить оставшиеся дни вместе с Агнесс в их милом и уютном доме.
Но чахотка уничтожила его мечты.
Все случилось так внезапно, так быстро. Как-то Агнесс сидела в гостиной и писала письмо их сыну, а он сам сидел на крыльце с газетой и наблюдал, как по мостовой мимо дома проезжают экипажи. Потом она сказала, что ей нехорошо, и пошла наверх, чтобы прилечь. Но ее бил кашель, и она никак не могла уснуть.
Читать дальше