Ким Лиггетт - Последняя жатва [litres]

Я знаю, чего от меня ждут. Я всегда предпочитал умную игру, но сегодня мне не хочется действовать по принципу «тише едешь – дальше будешь». Мы должны показать противнику, что его ждет – с самого начала задать темп.

– Мы не станем пытаться получить первый даун, – говорю я ребятам. – Мы постараемся сразу заработать тачдаун. В память о Бене. Вы со мной?

Они без колебаний хором отвечают:

– Да! – Они мне верят.

– Кто примет мой пас и доставит мяч в очковую зону? – спрашиваю я.

– Я! – кивает Тайлер.

– Ты в этом уверен? Потому что я собираюсь бросить его точно тебе в руки. Если ты его уронишь, это будет твоя вина.

– Уверен.

Тайлер храбрится, но видно, что он волнуется.

– Хорошо. После первой контратаки все вы должны будете присматривать за Нили. Защищайте его.

Мы расходимся по своим местам.

– Уолли 24. Трент 43. Пайн 22. Начали!

Линия нападения нашего противника начинает охотиться за мной, ее игроки нацеливаются на меня со всех сторон. После первого столкновения я посылаю своих ребят в сторону очковой зоны и ворот команды-соперника. Обманное движение влево, обманное движение вправо. Я уворачиваюсь от силового приема, стараясь дать своим как можно больше времени для того, чтобы выйти на позицию. Прямо на меня бежит огромный детина – весу в нем фунтов двести восемьдесят [10], не меньше, но я жду до последнего, прежде чем бросить мяч. Здоровяк атакует меня, сбивает с ног и вышибает из моих легких весь воздух. Я поднимаю голову, но вижу только размытые световые пятна, двигающиеся в кромешной тьме. Я слышу, как неистовствуют трибуны, смотрю на них, но они пусты. Я крепко зажмуриваю глаза, а когда открываю их опять, вижу многие сотни людей, идущих по игровому полю. Они улыбаются, но глаза у них чернильно-черные, нечеловеческие и голодные.

– Он грядет! – скандируют они, сгрудившись вокруг меня. – Он грядет! – повторяют они, протягивая руки, чтобы коснуться меня.

Только не сейчас. Только не здесь.

– Тейт! – Сквозь стену из человеческих тел просовывается рука и поднимает меня на ноги, вырвав из тьмы.

– У нас получилось! – Тайлер хватает меня за шлем и заставляет посмотреть себе в глаза. Остальные парни налетают на нас, шумно празднуя завоеванный тачдаун и заработанные очки. Я, пошатываясь, пячусь и оглядываю стадион – все вокруг снова выглядит нормально. Должно быть, я на минуту вырубился… вот и все.

Я смотрю на Эли – она приветственно размахивает своими помпонами на бровке поля, радостно улыбается, и концы черных и красных лент, которые она вплела в косы, касаются ее плеч. Она и не подозревает, что надвигается на нее. Надвигается на всех нас.

Тайлер дергает меня за маску:

– Тейт, ты пришел в себя?

– Угу. – Я высвобождаюсь и стараюсь опять с головой уйти в игру, отгородиться от всего, пока наконец целиком не сосредоточиваюсь на мяче.

Схватка за схваткой, тачдаун за тачдауном, я освобождаюсь от всего, что так долго держал внутри себя. От злости, боли, страха, ожесточения, похоти, смятения, ярости, пока от меня не остается ничего, пока мы не разбиваем команду «Сунерс» в пух и прах, пока не ставим их на колени. Я заставил их убраться с поля с чувством унижения и ничуть об этом не жалею. Я сделал то, ради чего и вышел на поле, и теперь настала пора оставить прошлое позади.

Я подписываю мяч: «Покойся с миром». И это последний раз, когда я прикасаюсь к футбольному мячу.

Теперь я наконец смогу с этим жить.

Поездка на озеро Хармон похожа на сладкий сон: мои мышцы ноют от жесткой борьбы за победу на игровом поле, ко мне прижимается теплое тело Эли, а ее рука лежит на моем бедре – так что я нахожусь в опасной близости от всего того, чего я желал до того, как началась эта хренотень.

Вероятно, это было ошибкой с моей стороны – позволить ей ехать в моей машине в непосредственной близости от меня до того, как из нее будет изгнана нечисть, но мне так хотелось защитить ее. Да, мисс Грейнджер утверждает, что это неважно, поскольку она остается все той же Эли, но я хочу, чтобы, когда мы наконец сойдемся в этом самом смысле, это было по-настоящему. И навсегда. Чтобы мы принадлежали друг другу и разумом, и телом, и душой. И чтобы и ее, и мой рассудок не затуманивало ничто. Наверное, это старомодно, быть может, я и сам старомоден, но я уверен – мы оба заслуживаем, чтобы наша близость была именно такова.

Но Эли определенно не собирается облегчать мне достижение этой цели. Она покрывает поцелуями мою шею, мое горло, гладит мою грудь.