Дмитрий Ничей - Последний гвоздь

– Что случилось? – она подняла глаза, замерев на мгновенье.

В ответ я лишь раздражённо махнул рукой. Она вопросительно подняла брови, ожидая объяснений.

– Всё кончено, – кивнул я, подтверждая худшие её опасения.

Щёлк!

– Что, опять? – сухо спросила она

– Что значит – опять? – возмутился я.

– Ты… всё-таки уволился? —поджала она губы.

– А что мне оставалось? Даром что ли на него работать?

Щёлк!

– И что теперь? – голос её стал злым. Колючим.

– Да нормально всё будет, – поспешил я её успокоить, – Не в первый раз…

– В том-то и дело, что не в первый, – в воздухе запахло электричеством, – Как мне это всё надоело…

– Оль, ну не начинай, – взмолился я.

Щёлк!

– Что – Оль? – вдруг закричала она, – Что – Оль? Опять всё снова?

– Ну началось, – я отвернулся, опустив голову.

– Да пошел ты! – Ольга резко встала из-за стола, уронив стул и вышла из кухни.

Я несколько раз, громко хлюпая, отхлебнул горячий чай, поставил чашку на стол и поплёлся вслед за ней. Ольга бушевала в спальне. Срывая вещи из шкафа вместе с вешалками, она бросала их на кровать. Рядом на полу лежали чемодан и большая спортивная сумка. Дело принимало нешуточный оборот.

– Оль, – негромко позвал я, – О-о-оль! Ну зачем ты так?

Она вдруг остановилась и медленно повернулась ко мне. У неё были такие глаза, что я подумал: вот окажись у неё сейчас под рукой длинный японский меч катана и я уже бы медленно повалился бы на пол, рассечённый надвое.

– Оль, – примирительно поморщился я, – может не надо?

– Не надо? – вдруг вспыхнула она, – Всё пройдёт? Само собой образуется? Господи, сколько раз я уже это слышала! Нет, Сиротин, не образуется. Хочешь я расскажу тебе, что будет дальше? А дальше ты будешь валяться на диване, жалея себя и рассказывая какие все вокруг козлы, – она кричала, уже срываясь на визг, – А чтобы иногда отвлечься от своей депрессии ты будешь бухать или играть в компьютер. А скорей всего это будет даже одновременно. И продолжаться это будет до тех пор, пока у тебя не закончатся деньги. Потом ты залезешь в долги. А потом опомнишься и найдешь работу. Хорошую работу, замечательную. Совсем не такую, как раньше. И все будут тебя ценить и уважать, и перспективы у тебя будут отличные и планы грандиозные. И мы снова будем мечтать о семье, о ребёнке, о своей квартире, да обо всём… Но вскоре выяснится, что и этот начальник тоже конченый мудак и опять непременно кинет тебя с зарплатой. А знаешь, почему мне всё это известно? Знаешь? Да потому что это повторяется снова и снова. И конца и края этому не видно. Господи, как я устала от всего этого! За что мне это? Где я свернула не туда?

– Оль, ну чего ты в самом деле? – смущённо пролепетал я, подумав о том, как же все-таки все это банально. До пошлости.

– Нет, Сиротин, – решительно замотала головой она, – С меня хватит! Что я сейчас как в дешевом сериале про потраченные лучшие годы жизни должна причитать? Почему я должна вести себя как истеричка, как стерва, как тварь какая-то? До чего ты меня довёл! Зачем мне всё это нужно?

Она посмотрела на меня ненавидящим взглядом. Я заметил, что её руки сжаты в кулаки. Так крепко, что даже пальцы побелели. Видимо, действительно, крепко её всё это достало.

– Всё, – тяжело вздохнула она, – Я ухожу.

Стараясь казаться равнодушным, я слегка пожал плечами. Обозвав меня мудаком, Ольга снова стала собирать вещи, а я плюхнулся на диван и уставился в телевизор. Я сидел, сосредоточенно смотря в одну точку и ждал: сейчас она выйдет и скажет: Ладно, погорячились и хватит. Даю тебе ещё один шанс. Но это уж точно в последний раз… Ну или что-то в этом роде. И всё опять будет как прежде. Но…

Ольга вышла из спальни, волоча за собой чемодан. Ни слова не говоря, она свернула в коридор и зазвенела ключами.

– Оля! – я приподнялся с дивана, – Оля!

Громко хлопнула входная дверь. Я вскочил и бросился вслед за ней. В коридоре было пусто. Я хотел было кинуться за ней, но сразу же одёрнул себя, прекрасно понимая бессмысленность этой затеи. Она не вернётся. Уж точно не сейчас.

Вот чёрт!

Я почти физически почувствовал, как вокруг меня начинается образовываться пустота. Как она разрастается, ширясь, поглощая звуки и обесцвечивая краски. Как медленно живой мир начинает превращаться в холодный вакуум. Тоскливо заныло в левом подреберье.

Вернувшись на кухню, я открыл холодильник и достал из дверцы едва начатую бутылку коньяка. Подняв её на вытянутой руке, я принялся разглядывать на просвет золотистую жидкость благородного напитка. А-а-а… пропади всё пропадом!..