Анна Тищенко - Тёмный лабиринт

– Всё равно, асфодели не заменят кофе с французскими булочками на завтрак. Мне не нравится такой загробный мир, – пробурчала Кэти.

– А какой загробный мир ты бы хотела?

– Я бы вообще хотела жить вечно.

– Правда?

Странный тон его голоса удивил Кэти, заставив обернуться. Мужчина снял маску.

– Я Генрих Рэйберн.

– Вы тот, кто отдал мне медвежонка. Ночью, в парке. Двенадцать лет назад.

Он совершенно не изменился, даже благородной седины на висках к изрядному разочарованию Кэти не появилось.

– Хочешь подняться на крепостную стену? Оттуда весь замок виден, как на ладони, к тому же прекрасный вид на вересковые пустоши.

– Конечно!

Генрих вновь зачем-то надел маску, и они стали подниматься по узкой, вырубленной в стене лесенке. По-видимому, последний раз ею пользовались лет этак сто назад – ступени поросли мхом, сорными травами, местами сильно обветшали и покрылись трещинами. Дважды Кэти поскользнулась на коварном мху, влажном от ночной росы, но твёрдая рука её спутника не дала ей сорваться вниз. Несколько минут спустя они стояли на гребне крепостной стены. Ночной ветер, одновременно свежий и тёплый, омывал лицо и нескромно играл складками платья Кэти, наполняя всё её существо волнением и радостью. Его порывы были такими сильными, что она инстинктивно старалась держаться поближе к стоящему рядом мужчине.

– Взгляни, – голос звучал из-под маски глуховато, и недаром – ведь костюм смерти был популярен во времена многодневных венецианских карнавалов среди тех, кто желал оставаться инкогнито. Своеобразная конструкция маски создавала резонанс, меняя голос до неузнаваемости. – Похоже на дыхание моря.

С минуту вглядываясь в бескрайний океан вересковых пустошей, Кэти поняла, что он имел ввиду. Ветер то стихал, то набирал силу, скользя по сиреневой глади вереска, отчего по ней прокатывались волны, на гребнях которых мерцал отражённый лунный свет. Вздымаясь и опадая, эти волны плыли к исчезавшему в ночной тьме горизонту, бесшумно, как тени. До сих пор всё, что знала Кэти о вереске – это что из его корня делают лучшие в мире курительные трубки и ещё варят неплохой эль, по крайней мере, таково было мнение её отца. Теперь же на ум приходили гораздо менее прозаические вещи – вспоминались сказки няньки-валлийки о призрачных рыцарях, осуждённых вечно бродить по таким вот пустошам в поисках (разумеется, безнадёжных) упокоения, демонах, устраивавших ночную охоту на души грешников. Отчего-то Кэти посетила нечестивая мысль о том, что должно быть приятно скакать по такому вот сиреневому цветущему полю на большом, и конечно, чёрном как ночь коне, преследуя душу какого-нибудь (разумеется симпатичного) грешника… Зажмурившись, она помотала головой. Однако, что он там говорит?

– …. С запада замок окружён непроходимыми болотами, уходящими далеко в лес, а северная стена упирается в лабиринт…

Кэти посмотрела в указываемом направлении. Перед ней, уходя на многие мили вперёд, простирался гигантский лабиринт. Высокие, идеально сформированные стены образовывали причудливые узоры, тем не менее, подчинённые строгой логике. Периодически, разрывая монотонную зелень тиса, как прибрежные скалы поднимаются из моря, выглядывали белые строения.

– Какой он большой… У нас тоже есть, только он очень маленький, за сто десять лет там смог заблудится только один человек, мистер Мэлвик. Вы его сегодня видели в костюме Пьеро.

– Ну, лабиринты имеют философское и сакральное значение, в них совсем не обязательно теряться.

– Сакра… Какое значение? – Кэти озадаченно потёрла переносицу. – А кто их вообще придумал?

– Первый лабиринт, описанный Геродотом и Диодором Сицилийским… – Генрих осёкся и поспешно добавил, – эти джентльмены так же жили в древней Греции и уже умерли. Так вот, они описывали древнеегипетский лабиринт близ «города гадов», города Шедит, расположенного на берегу Меридова озера в Фаюмском оазисе.

– «Город гадов»? – Кэти пришла в совершеннейший восторг.

– Да, культовый центр бога Себека, человека-крокодила. В храме располагался лабиринт, протяжённостью около семидесяти километров, и состоявший из трех тысяч гранитных помещений, часть из которых была под землёй. Некоторые из комнат были погружены в абсолютный мрак, а двери, ведущие в погребальные камеры, в которых покоились фараоны и священные крокодилы, при открывании издавали звук, похожий на раскат грома. И вот в самом сердце подземной части этого лабиринта, в зале, своды которого поддерживали колонны редчайшего красного мрамора, и находилось земное воплощение бога Себека – живой крокодил, украшенный золотом и алмазами. Соответственно, добраться до него могли только избранные жрецы, досконально знавшие архитектуру этого лабиринта. Потом, как это обычно и происходит, сакральная идея – путешествие к божественному, перешла в христианство. Только там уже это было менее материалистично выражено – саму жизнь, дорогу, ведущую к раскаянию. Запутанную, длинную, полную тупиков и ловушек. В готических храмах лабиринт всегда присутствует.