Анна Тищенко - Тёмный лабиринт

– Твоё пребывание здесь в это время абсолютно недопустимо.

Кэти всё больше начинала чувствовать себя заблудившейся овечкой, повстречавшей производителя хаггиса. Спасения, конечно, нет – строгость его моральных взглядов шокировала бы даже Томаса Торквемаду. Уж во всяком случае, великому инквизитору было чему поучиться у её двоюродного брата. И конечно, как старший брат, он может с ней делать всё, что ему заблагорассудится – даже увезти домой!

– Простите, – Смерть возник из ниоткуда и поклонился Кэти. – Но дама ангажирована на три тура вальса. – Вы ведь сдержите свое слово? – с лёгкой улыбкой в голосе обратился он к Кэти.

– Что вы, конечно, —радостно заблеяла Кэти, теперь уже как овечка, вырвавшаяся от производителя хаггиса и увидевшая на дальнем конце холма свою маму. Она гордо взяла своего спутника под руку и покинула обескураженных Пьеро и пирата, бросив им на прощание взгляд, которым смотрит чудом спасшийся житель Египта на оторопевших крокодилов.

– Спасибо, – тихонько прошептала Кэти, отойдя на безопасное расстояние.

– Не стоит, – с улыбкой в голосе ответил мужчина, ведя её под руку в центр зала.

Все пары расступались, давая им дорогу, и когда Кэти и её загадочный кавалер остановились прямо под большой хрустальной люстрой, пылавшей сотней восковых свечей, вокруг них на паркете образовалось пустое пространство.

– Кто был этот джентльмен? Я имею ввиду Пьеро, – неожиданно осведомился её похититель.

– Один мой знакомый, – сообщила Кэти, скромно умолчав, что знакомый приходится ей женихом, с которым через три месяца она должна сочетаться браком.

Оркестр заиграл вальс, и им пришлось прервать разговор. Никогда прежде у Кэти не было такого партнёра. Едва она положила узкую руку, затянутую бархатной перчаткой на его плечо, её собственная воля и сущность исчезли, подчинившись и растворившись как снег под лучами солнца. Впервые она не думала о фигурах, не слушала счёт, её тело двигалось, летело, таяло в его руках, полностью отдаваясь чужой воле и сладостному парению в небесах музыки, которая омывала её своими теплыми, пенными волнами. Полёт венского вальса совершенно вскружил ей голову, она чувствовала, что нервы её натягиваются, как струны скрипки, и только ждут прикосновения смычка, способного исторгнуть музыку. Её музыку. Но вот оркестр смолк, и её партнер шепнул:

– Хотите увидеть звезды?

– О да, здесь так душно.

Они вышли в сад, переступив каменное обрамление проёма, ведь стеклянных преград в окнах этого странного зала не было. Ночь дышала жасминовой прохладой, в высоте застыл ледяной серп луны, а под ногами на тёмном мху мерцали жемчужно-белые звёздочки странных цветов. Кэти никогда таких прежде не видела.

– Что это? – она нагнулась и сорвала бледную звёздочку.

– Асфодель. Древние верили, что в загробном мире души умерших питаются этими цветами. В Аиде целые поля асфоделей.

– Брр-р-р-р. Есть исключительно цветы. Воображаю – умираешь, попадаешь в загробный мир и первое что видишь – поле, на котором будешь пастись вечно. Ужас.

Она украдкой попробовала откусить бледный лепесток и тут же, сморщившись, выплюнула.

– Нет, первое, что видишь – это белый кипарис.

– Это зачем же?

– Не знаю, – он задумался. – Наверное, как рефракция —всю жизнь ты видел тёмные кипарисы на светлом небе, а теперь наоборот. Ведь в Аиде всегда сумерки. И привыкание к новой реальности, к жизни в смерти, начинается с этого белого кипариса, такого невозможного и всё же существующего.

– А что потом?

– Потом, если хочешь всё забыть – можешь выпить воды из Леты. – Опасаясь следующего вопроса, он пояснил.– Одна из четырёх рек загробного мира. Её воды светятся и похожи на жидкое золото. Это единственный шанс, потому, что когда Харон перевезёт душу через сумрачный Стикс, вернуться на берега Леты она уже не сможет.

– О-о-о… а потом?

– Зависит от того, как ты вёл себя при жизни. Праведных ждет тихая жизнь в домах, увитых виноградными лозами, прогулки по зелёным долинам и кипарисовым лесам, грешников же сбрасывают в Тартар. Тартара боятся даже боги.

– А чего им бояться, они же бессмертные.

– Ну не совсем. Великий Пан, величайший бог древнего мира, покровитель природы, например, умер.

– Откуда известно?

– Так говорит Плутарх.

– Ваш знакомый?

– Гм, нет. Это древнегреческий философ. Он уже умер.

– А, жалко. А чего это Пан умер?

– Возможно, потому, что в него перестали верить. И сейчас он, свободный и спокойный, прогуливается по цветущим полям вместе с душами тех, кто помнит его величие.