Кейт Хэмер - Похороны куклы

Большинству детей, которых я знала, временами доставалось по мягкому месту. Но тут было другое. Однажды все кончится тем, что меня убьют, я уверена. Рядом со мной, бок о бок, ходила, шаркая диковинными сапогами, смерть. Иногда она тащилась далеко позади. Иногда, как теперь, была так близко, что глядела с лица Мика, вот этого, из сырой говядины. Она повторяла голосом Мика:

– И да поможет мне бог. Да поможет мне бог.

– Мики, успокойся.

Барбара протянула ко мне руки, словно приглашая бежать в ее объятия.

Он обернулся и отбросил ее протянутую руку, так что та ударилась о перила.

– Не трогай ее, – сказала я, но у меня вышло лишь прошептать.

Он не услышал.

– Говори, что ты там делала? – Теперь он орал. – Говори! Вечно убегаешь.

Он стоял уже на третьей ступеньке.

– Вечно, твою мать, выкинешь что-нибудь.

– Ничего. – Я заплакала. – Пожалуйста, папа. Я ничего не делала.

– Психичка. Это, наверное, наследственное.

Шестая ступенька.

– Давай, просвети нас, Руби. Что ты делала в четыре утра с одной из чертовых бабушкиных книжек?

– Ничего.

– Это вуду?

Когда он поднялся на седьмую ступеньку, я заплакала сильнее.

Он остановился.

– Заткнись.

– Пожалуйста. Пожалуйста, будь со мной добрым.

Он остановился, словно от изумления.

– А я какой? Это в тебе беда, не во мне.

– Я хочу, чтобы мои настоящие мама и папа меня забрали, – всхлипнула я, захлебываясь соплями. – Они точно лучше тебя. Ненавижу тебя. Ненавижу.

Наверное, это были тяжелые слова. Они всем своим весом скатились по лестнице и ударили его. Он пошатнулся, потом выпрямился.

Мы втроем точно оцепенели на какое-то время, и в коридор долетел мирный звук – птичье пение.

– Ты это слышала, Бабс? – Он повернулся к Барбаре с насмешливо вопросительным лицом. – Что ты теперь скажешь, Бабс? Видишь, я тебе говорил. У нее винтиков не хватает. Здесь.

Он постучал пальцем по лбу. От его пальца на коже остался красный след.

– Корова неблагодарная.

– Мик, прекрати, – одернула его Барбара, но теперь он пошел быстрее.

Я бросилась к себе в комнату, слыша, как за спиной гремят по ступеням шаги. Захлопнула перед его лицом дверь, и у меня мелькнула безумная надежда, что его нос застрянет в ней, как топор, и он окажется обездвижен, будет без толку мотаться из стороны в сторону.

Вместо этого дверь распахнулась, и он шагнул в комнату.

Его лицо потемнело. На него было страшно смотреть. Пчелы, наверное, были теперь у него внутри. Казалось, его тело вздувалось там, где они роились. Я услышала быстрые шаги, и его чуб, торчавший изогнутым шипом, заполнил все поле моего зрения. За плечом Мика я заметила в углу Тень, он подпрыгивал от страха или от возбуждения, а я повалилась навзничь.

Я слышала, как внизу причитает мама:

– Мик, осторожнее. Не перестарайся.

Ее голос долетал издалека. Я, должно быть, падаю в кроличью нору. Я всегда знала, что однажды это случится, с тех пор как увидела картинку. «Нет, ты не падаешь, ты взлетаешь, Руби». Это голос в моей голове. «Ты все неправильно поняла, потому что, смотри-ка, ты видишь нас сверху. Гляди, как опускаются и поднимаются кулаки, как маленькие отбойные молотки. Гляди, его рубашка выбилась из брюк от натуги. Гляди, как разбиваются твои пальцы – закрывающие голову. Отец собирается в этот раз растолочь тебя в пюре и размазать по стенам, чтобы тебя не стало. Может быть, останется только глаз, прилипший к стене, будет смотреть, как он вечером пойдет спать, и он оторвет глаз и вышвырнет его в окно, как мячик для гольфа. Глаз будет лежать и смотреть вверх, пока не побелеет, не помутнеет и не выключится…»

Я села, хватая воздух. На окне моей спальни мягко колыхались тюлевые занавески в цветочек. Солнце, поднявшееся над деревьями, било лучами сквозь кружева, раскидывая по комнате рыжие ромашки. По крайней мере, руки и ноги у меня не превратились в пюре. Я по-прежнему могла ими шевелить, хотя они затекли и отяжелели.

Повернулась дверная ручка, и я распласталась по стене.

Барбара просунула голову внутрь.

– Господи, Руби.

Ее руки взлетели к лицу, они были похожи на лапки котят, тыкающиеся в щеки. Она закусила губу, измазав зубы розовой помадой.

– Господи, господи, я…

– У меня вместо лица месиво! Месиво! – выкрикнула я перекошенным ртом. – Просто оставь меня в покое.

Я дохромала до постели и залезла под одеяло.

Она села на кровать, ее костлявые коленки уставились в потолок.

– Если бы я могла подумать, что будет настолько плохо, я бы…