Анна Самойлова: Ноктюрн для ночного города. рассказы

Девушка тоскливо посмотрела в окно. Крупные хлопья снега медленно кружились в лунном свете. И белоснежная рука вывела на листе:

– Что пишешь? – спросила мама, прижимаясь к новому папе.

Девушка прикрыла строки ладошкой и снова ничего не ответила – не успела. Папа, глядя на девушку, потянул к себе маму и усадил на колени. Его рука скользнула под шёлковый халатик, отодвинула отворот и по-хозяйски легла на грудь.

Девушка брезгливо поморщилась и возмущённо крикнула:

– Прекратите немедленно!

Но папа уже прильнул губами к соску и, крепко ухватив маму за ягодицу, принудил развернуться к нему лицом. Халатик больше ничего не скрывал. Папа целовал, буквально впивался в мамину шею, плечи, грудь. Мама застонала от наслаждения.

– Фу, мерзость! – скривилась девушка и снова тоскливо глянула на луну, потом на груду учебников, на листочек с недописанными стихами…

Ей стало тошно. Хотелось блевать. Она не могла выйти из кухни, потому что папа с мамой перекрывали путь. Они совсем перестали обращать на неё внимания. Девушка почувствовала себя невидимкой в своей семье. Вот если бы Серёжа…

Ну почему у неё нет волшебной палочки. Сейчас взмахнула бы, и всё!

Стоны мамы становились сильнее. Противный запах разгорячённых тел, особенно тошнотворный похотливый запах матери, ударил в ноздри девушки, и она решилась – взмахнула авторучкой так, будто это была волшебная палочка. Да не просто волшебная палочка, а обоюдоострая. Взмахнула, перечёркивая….

И… рассекла сплетённые тела. На пол упали две головы: одна – блондинистая, другая – с непокорными седыми вихрами. Изумление застыло на лицах, увидевших, наконец, дочь. Шлёпнулись руки, раскромсанные куски плоти. Кровь двумя фонтанами брызнула в потолок, на стены, мебель, на девушку, залила пол… Кровь была похожа на кетчуп. Много кетчупа… Целое море…

А потом воцарилась тишина.

Девушка посмотрела на ручку, на свои белые руки с каплями крови, на испачканный лист бумаги. И понимая, что теперь Серёжа для неё уже никогда не будет доступен, что теперь они никогда не будут вместе пить вечерний чай и разговаривать, грустно вздохнула и, тщательно выводя буковки, написала чернилами, перемешанными с кровью:

***

Луна печально посмотрела в окно на девушку, на её тонкий стан, на кетчуп, испачкавший всю кухню. Потом – в соседнее окно, где точно такая же девочка-тинейджер с чуткой душой, сидела точно так же – с грудой учебников и в перепачканной кетчупом кухне. А этажом ниже, среди залитых кетчупом стен билось трепетное сердце мальчика-подростка. И в той квартире… и в этой… и в соседнем доме… и в дальнем…

Волшебная палочка, блин!..

Пётр хлопнул дверью «королы филдер», повернул ключ зажигания и вдавил педаль газа в пол. Машина с визгом сорвалась с места.

– К чёрту! К чёрту! – ударяя по рулю, раздражённо повторял Пётр.

Сонечка, накручивая прядку обесцвеченных волос на палец, демонстративно любовалась проплывающими за окном горами, а весь её вид буквально вопил: «Я же говорила!» Но вслух Сонечка не произнесла ни слова – не хватало ещё, чтобы Пётр сорвал на ней своё настроение. А ведь она ему всю дорогу твердила, что нельзя останавливаться на трассе, что вокруг куча мошенников. Вон, на той неделе по телевизору предупреждали. А если уж официальные СМИ начали говорить об этом, то дело точно швах! Нет, этот упёртый кретин всё твердит о каком-то благородстве и взаимопомощи! Какая взаимопомощь? Мы в двадцать первом веке живём! Случись что, остановятся только полюбопытствовать да снять на телефон, чтобы выложить в ютуб. Всех интересуют лайки в постах и под фотками! И только лайки! Когда самолёт упал, единственный священник раненых из горящего самолёта вытаскивал. Остальные зеваки стояли и снимали на видео… И это факт! Кстати, заснятый теми же самыми зеваками. Теперь все ржать будут над этим лохом – купился на простой развод с пробитым колесом! Это ж каким идиотом надо быть?! Стыдобища!