Юлия Верёвкина - Девятый круг. Ада

Тут было всё, что можно найти в среднестатистической кладовке или на балконе, от лыж с одной палкой до длинных резиновых сапог, от шерстяных носков до банки с засохшей краской. Только на беглое ознакомление с залежами коробок, мешков, свёртков и узлов у Лерки ушло полчаса. Решить, что из хозяйского старья можно безнаказанно выбросить, оказалось нелегко. Вздохнув, Лерка на миг исчезла в пыли и вытащила на свет первую коробку. Ну конечно: детская одежда. Ребёнок вырос, а вещи оставили его будущим детям, – стандартная история. На выброс не годится, могут вспомнить. В другой коробке почивали два плаща мышиного цвета, которые никто никогда не наденет, но выбросить всё равно жалко, и три свитера из той же категории… Пожалуй, подойдёт.

Лерка приступила к следующей коробке. «Надо же, не тряпки», – удивилась она, справившись с хитрым узлом. Достала деревянную резную шкатулку, внутри – пара заколок-невидимок, простенькая резинка и какие-то обрывки бумаги. Лерка развернула один. Ярко-фиолетовыми чернилами, мелким почерком было написано: «…теперь тебе Его путь не повторить, и я здесь ни при чём, ты сам…». «Его» – с большой буквы с завитушками. Клочок был мятый и очень маленький, дальше фразы было не разобрать, но Лерке стало интересно. Она жадно, как к какой-нибудь захватывающей древности, кинулась к другим кусочкам. Размашистые, широкие буквы, выведенные обычной шариковой ручкой, встретились на небольших и скомканных, но всё-таки цельных листках: «Рыба на балконе, рис на плите. Поешь, не забудь», «Покорми кота дяди Толи», «Адин поезд в 8.30». Первый, мелкий почерк встретился ещё пару раз, но на таких маленьких и затёртых обрывках, что разобрать ничего не удалось. Лерка разочарованно отставила шкатулку в сторону. Ошмётки чужой жизни, забытые в кладовке, манили её, но рис на плите и дяди-Толин кот наводили на мысль, что жизнь эта довольно заурядная. Лерка продолжила исследовать коробку. Тетрадка. Обычная школьная тетрадка по литературе, подписанная ученицей 11-го класса Исаевой Адой. Ада. Лерка приподняла бровь. Редкое имя. А почерк… тот первый почерк, мелкий. Серебряный век, Есенин, Маяковский, Булгаков – темы, прилежно подчёркнутые фломастером. На полях редкие заметки, видимо как-то связанные с уроком. В конце несколько цитат, которые, наверное, приводил учитель, а ещё – две фразы, написанные поперёк листа и небрежно зачёркнутые:

«Если ты любишь Бога и Он любит тебя, почему ты боишься Его?»

«Бог создал этот мир таким – что же ты его отвергаешь? Ты осуждаешь Его? Что же, Он зря трудился?»

И, наверное, как продолжение этой мысли:

«Бог создал меня…»

У Лерки напрочь вылетело из головы, ради чего она полезла в эту пыльную кладовку. Она будто читала книгу, которую надо собирать по страницам; любопытство било через край. Теперь она даже переставала дышать, когда вновь лезла в коробку.

Евангелие. Скромное синее Евангелие. Лерка полистала книгу. Страницы затёрты, кое-где – карандашные заметки. А на обратной стороне обложки аккуратно выведено: «Ада, читай хотя бы иногда». Что ж, Ада, кажется, предпочла убрать подарок подальше.

Далее Лерка нашла разорванный бумажный пакет, на котором было написано «Для Ады». Наверное, в нём передали Евангелие, по крайней мере, почерк совпадал с надписью на форзаце книги.

Шарф. Лерка удивлённо разглядывала очередную вещицу. Обыкновенный муаровый шарф ярко-алого цвета, на одном крае которого давно расплылись большие чёрные буквы – «Ада».

Пикнул домофон. Лерка вскочила и торопливо затолкала всё обратно в кладовку, потом бросилась в комнату, чтобы поскорее принять вид добропорядочной сестры, читающей книжку, а не роющейся в чужих вещах.

Сергей вошёл, отряхнул снег с куртки, поворчал, что на дорогах жуткие пробки из-за снега и что хлеб опять не купили, по традиции сердито объявил:

– Обожаю эту работу! – и, как всегда, обругал редакцию всеми известными ему словами.

Но Лерке было не до него. Её беспокоили две вещи: когда растает этот ненормальный снег и Ада, которая, похоже, когда-то жила здесь.

В редакции было холодно. Сергей пил остывший кофе и набирал статью об абсолютной неготовности городских властей к чрезвычайным ситуациям: снег шёл уже неделю, но дороги так и оставались заваленными, а квартиры жителей, беззащитных перед чиновниками, – нетоплеными. Сергей знал, что пишет для людей, которые хотят прочитать, что за них заступаются только на газетной бумаге, а во власть приходят исключительно воры и бездельники, и слогом пользовался соответствующим.