Тим чуть не лопался от недовольства, но когда Джеймс взял мою ладонь и поднес ее к губам, что-то внутри моего друга треснуло, надломилось и сломалось окончательно. Он вскочил на ноги, схватил свой поднос и умчался прочь. Вскоре я поняла, что он уговорил санитаров отправить его обратно в палату, и меня стали мучить угрызения совести, хотя я и не понимала, что такого сделала.
Джеймс осторожно сжал мою перевязанную ладонь, и его прикосновения показались мне такими же мощными, как электрошок. Он оставил в моей ладони какой-то маленький бумажный сверток и, улыбнувшись самой обворожительной улыбкой, поднялся на ноги.
– Еще увидимся, воробушек, – подмигнув, проговорил парень и, забрав свой поднос с нетронутым завтраком, ушел восвояси.
Еще несколько минут я тупо смотрела ему вслед, не до конца понимая, что произошло, а затем разжала пальцы той руки, к которой всего пару минут назад касались губы Джеймса. В ней лежала маленькая шоколадка в белой бумажной обертке. Я ошарашено пялилась на шоколадку, раздумывая, как Джеймсу удалось ее раздобыть. Несколько раз я уже видела такие сладости в кабинете своего доктора, но ваза с шоколадками всегда стояла в недоступном для больных месте.
Опомнившись, я быстро сжала сладость в кулак, чтобы никто ничего не заметил, и отвернулась к пыльному окну столовой. Когда я снова решилась взглянуть на шоколадку, то заметила, что на обертке было аккуратно выведено красной ручкой одно-единственное слово: «Извини».
Но за что извинялся Джеймс? За то, что напал на меня? Или за что-то еще? Возможно, он извинялся за то, что лишь должно случиться. Но что тогда на уме у этого странного безумца?
Странно было ощущать на себе чей-то взгляд. Не то что бы на меня раньше никто не смотрел, просто я была уверена, что это не делали так пристально. С тех пор, как Джеймс Озборн заговорил со мной в столовой, прошла уже целая неделя. Казалось бы, моя невообразимо унылая жизнь вернулась в свое привычное русло. Однотипное расписание, состоящее из постоянных процедур, лекарств и унылого времяпровождения. Все те же несносные лица тупоголовых санитаров, злых медсестер и бессердечного врача. Тим, который быстро пришел в себя после выплеска негодования. Мы все так же вместе завтракали, обедали и ужинали в столовой. Все так же мечтали о жизни, которой у нас никогда не будет. Я даже смирилась с тем, что из моей памяти вылетели несколько дней, которые прошли непонятно как и непонятно где. Какой смысл над этим думать? Ведь я и раньше знала, что большинство препаратов и методов лечения могут стереть не только несколько дней, но и всю твою жизнь.
Но за фасадом обыденности скрывалось что-то куда более важное. Я чувствовала его взгляд.
Джеймс появлялся на прогулках или в общем зале так же, как и любой другой пациент. Он не подходил к нам, не говорил с кем-либо еще, если его к этому не принуждали, и вообще вел себя, словно его разум покинул тело. Вот только это было не так. Я чувствовала, как он следит за каждым моим шагом. Стоило мне обернуться, и я тут же натыкалась на взгляд серо-голубых глаз, в которых было столько жизни, сколько я не видела даже в здоровых людях. Но почему он так смотрел на меня?
– Ты снова это делаешь, – раздался недовольный голос Тима, который прервал мои размышления.
Я рассеянно перевела взгляд на друга, пытаясь осмыслить его слова.
– Ты о чем? – спросила я непонимающе.
– Пялишься на Озборна, – недовольно пробормотал Тим и уткнулся в свой листок бумаги, на котором он успел создать целый мир. Как долго я просидела в задумчивости? Судя по сложному рисунку – несколько часов как минимум.
– И вовсе я не пялюсь! – слегка покраснев, что было мне совершенно несвойственно, пробормотала я.
– Конечно, – усмехнувшись совсем невеселой улыбкой, проговорил Тим. – Ты всего лишь не сводишь взгляда с мистера Совершенства.
– И с каких это пор он мистер Совершенство? – недовольно пробурчала я, разглядывая свои неровные ногти.
Вместо ответа я услышала лишь тяжелый вздох, а в следующую минуту передо мной и Тимом возник один из санитаров. Он попросил моего друга следовать за ним, и я ничего не могла сделать, кроме как смотреть, как худощавая фигура моего Тима скрывается за большими дверьми. Откуда взялось это ужасное чувство пустоты в груди? С тех пор, как Джеймс Озборн появился в нашей лечебнице, мне все больше казалось, что я теряю единственного дорогого для меня человека.
Читать дальше