Василий Фомин - Демоны Египта

– О, да, конечно, господин. И нос мой кое-что нанюхал, оч-ч-чень интересный след взял мой нос. – глаза Нофри азартно блестели.

– Ну-ну. – поощрил старший писарь.

– Приходил ко мне недавно, некто Паакер из банды нетопырей. Все, что положено по уговору, он отдал и сообщил такую новость. Есть у него приятель в другой банде, но не из тех, которые по совести вносят долю… ну, вы понимаете.

– Понимаю. Не понимаю почему этот приятель, раз уж ты про него знаешь, в подвале тюрьмы не блюет кровью, рассказывая где, с кем и сколько?

– Сейчас, сейчас, мой господин. Так вот этот приятель, после того как Паакер влил в него изрядно пива, проговорился, что они достали план одной гробницы полной сокровищ и скоро невиданно разбогатеют.

– Надо было схватить мерзавцев. Ты же прекрасно знаешь – грабеж захоронений святотатство, карающееся смертью или золотыми рудниками.

Старший писец глянул на младшего писца так честно и неподкупно, что тот поневоле опустил глаза.

– Увы, не удалось выяснить, какую именно гробницу собираются обчистить.

– Получишь палок.

– Слушаюсь, мой господин. Но дальше получилось очень странно – приятель Паакера больше в город не вернулся. А так же никто из этой банды.

– Ну, это странность небольшая – их, наверняка захватила стража.

– А почему же нет доклада о поимке? А? Кстати, насчет палок, по-моему, не за что?

– И это тоже тайна не из очень тайных и не из самых страшных – просто стражники грабителей поймали и всех перебили, а все драгоценности себе забрали и, конечно же, докладывать не стали. А вот если бы ты не ползал ленивой черепахой, а летал бы трудолюбивой пчелкой, то сокровища лежали бы сейчас в казне у господина Уаджара, а ты купил бы себе ту самую корову, которую у меня клянчишь уже почти полгода и уже натер мне до нарыва уши.

– Я хотел бы, не коровку, а дойных козочек, штучек три-шесть-восемь, если на то будет ваша воля, господин старший писец. – Нофри смиренно сложил руки на животе. – Но это новости не все. Я, весьма заинтересовавшись, пораспрашивал людей (пришлось, немного потратиться, мой господин, на вино, на пиво и на закуски, кхм… а жалование-то… кхе… кхм) и выяснилось, вот прямо так – увы! что это уже совсем не первый случай. Пропало уже несколько человек и одиночек и банд. Вот так вот, все они ушли в город мертвых, и к живым они обратно не вернулись и больше их никто не видел. А мы-то, так ничего и не знали!? Вот ведь ерунда какая – кто-то грабит и грабителей!

– Обнаглели позорные гиены! Шакалы сучьи! То есть – тьфу! – не трогаем священных шакалов!

– О ком вы господин?

– О страже! О ком еще?! О гиенах! О шакалах и бегемотах и крокодилах, и пусть простят меня за святотатство бегемоты, шакалы и крокодилы! Ни одно животное себе такого не позволит. Совсем всё чувство меры потеряли, шелудивые собаки! Вместо того чтобы охранять покой мертвых, они сами у них воруют. Причем, поскольку сами, ну ни на что, ну, ни на хрен путное в жизни не способны, кроме как бить дубиной по спине себе подобного, то они подговаривают грабителей, а когда те всю работу сделают – нож им в спину, – и все скрылось под барханом пустыни неизвестности. Им, гнусным обезьянам, видите ли, уже законной доли мало. Ну, ничего! Ничего и ничего! – раздул ноздри Хеви, – Сегодня! Сегодня же доложу господину Уаджару. Мы их на этом деле… рудниками обеспечим. Золотыми рудниками! Откуда нет возврата. Пусть кровью похаркают, но очень недолго. Там долго не задерживаются. Хотя, – старший писец очень быстро остыл, – тут надобно решать немного по-другому – слишком много знают подлецы.

– Господин, но и это еще не конец.

– Ах, даже так! – Хеви с интересом подался вперед. – И что еще?

– Тот же самый Паакер, сегодня вечером встретил еще одного приятеля и, заметив у него сверточек папируса, попытался разговорить, но тот все отнекивался и пытался улизнуть, но Паакер не таков, чтобы упустить свое и зазвал его таки в свою компанию. Парень сначала пил весьма умеренно, и тогда Паакер с друзьями подразорились на кенхемское.

– И парень, не устояв, нажрался на халяву, как на божий дар, и разговорился?

– Нет. Нет, господин мой. Не сказал, подлец, ни слова. Ничего, сын Сета, не сказал! На выпивку, мерзавец, крепок оказался, но папирус-таки у него уперли и даже заменили на другой, с нарисованным на нем ослиным пенисом в возбужденном состоянии.

– Вот это уже дурь! Надо было просто упереть, и парень думал бы, что просто потерял в состоянии подпития, а теперь будет знать, что просто подменили.