Элеонора Кременская: Адам Бесподобный

– Куда мы едем? – прокричал он.

Павлуша задумчиво покачал головой, но ничего не ответил. Кирилл Петрович, широко раскрыв рот, откинувшись, спал на переднем пассажирском сидении.

Леха нервничая и вздрагивая от мельтешащих то тут, то там патрульных автомобилей, тихо давал указания.

В какой-то миг Адам отключился, а очнулся уже возле собственного дома.

Пьяный Вовчик разминался возле «Москвича», Кирилл Петрович плескался в бочке с дождевой водой, стараясь протрезветь, а Павлуша спал, утомленный алкоголем и напряжением вождения.

– Нет электричества! – полным трагизма голосом сообщил Кирилл Петрович, пощелкав выключателем в избе. – Нет света. Когда сядет солнце, мы вынуждены будем, как последние дикари развести костер.

– В доме? – глупо спросил Адам, хозяйничая на кухне, где сквозь оконное стекло, худо-бедно, но еще лились потоки дневного света, выхватывая из полутьмы дровяную почерневшую плиту и закопченный чайник с кастрюлями.

– Мы разведем костер во дворе и напечем картошки! – мечтательно произнес Кирилл Петрович. – У вас картошка есть?

– У соседей есть, – уклончиво ответил Леха и добавил, наблюдая за работой Вовчика подступившего с инструментами к электросчетчику, – картошка – не проблема!

Вспыхнул свет, сопровождаемый бурными криками радости и аплодисментов.

– Приехали? – встрепенулся, разбуженный шумом, Павлуша и огляделся непонимающе.

Вокруг дома высились сосны.

– Где это я? – вылезая из машины, вслух недоумевал Павлуша.

Под ногами волнами расстилалась буйно разросшаяся трава вся покрытая слоем бурых сосновых иголок. Огород, условно обозначенный ветхим плетнем, заросший грозными шапками борщевиков, спускался к реке.

– Ах, ах, – заахал Кирилл Петрович, к тому времени вышедший на крыльцо, – удочек не захватили!

– Зачем удочки, когда у нас ловушки в воде поставлены, – обиделся Леха и между борщевиками, стараясь никак не задеть коварных растений, направился вниз, к водной глади.

– Как думаешь, крокодилы тут водятся? – почему-то шепотом спросил у Кирилла Петровича, Павлуша.

– И анаконды, – подсказал Кирилл Петрович.

– Не знаю на счет экзотических животных, но гадюк за рекой, в болотине хватает, – пожал плечами Адам, слышавший разговор приятелей.

– Черт с ними, гадюками, а вот где бы нам сельпо отыскать? – вступил в разговор Вовчик. – Жрать охота!

– Выпить бы не мешало! – подхватил общую мысль Павлуша.

Адам вызвался проводить новых друзей.

Ступая неловко, по узкой тропинке, между сырой росистой травой, он пошел во главе процессии. Проходя по знакомым местам, мимо крепких каменных домов нуворишей и деревянных избушек бедняков, он не сразу отвечал на вопросы приятелей, без удивления ощущая некую туманность в голове, некое помутнение, будто от вечного кайфа. Свое состояние он самому себе объяснял похмельным синдромом.

Стремительно, мимо него проходила жизнь и вот вроде бы вчерашний школьник, окончил строительный техникум, устроился на стройку, покинул осточертевших родителей с их нравоучениями. Работал, крутился, похоронил бабушку, вступил в наследство домом, отбился от жадной родни, желающей отнять у него жилье в Подмосковье. Начал бурно пить, подружился с человеком по имени Леха, бросил работу. Непонятно, откуда приперлось счастье по имени старость и обсыпало голову Адама Бесподобного сединой.

И все это сквозь пелену небытия, будто и не жил он вовсе, а если и жил, то не по-настоящему.

– Ну, где вы бродите? – встретил их Леха и помахал перед носами друзей сковородкой с жареными щучками.

Нева стояла под душем, разглядывая себя в огромное запотевшее зеркало, приклеенное прямо на стену. Ей нравилось слушать монотонную дробь воды по полу душевой кабины.

«Выдумщик этот Адам», – лениво думала она, протирая поверхность зеркала пальцами и рассматривая изъяны в своей точеной фигурке.

«Бесподобный», – усмехнулась она, вспоминая лохматую неухоженную шевелюру Адама.

– Нева, – постучался в дверь ванной, Бесподобный, – я состряпал для нас сказочный обед!

Нева поймала себя на том, что широко улыбается.

Ох уж эти кавалеры. Одни, завидев ее, застывают столбом; другие, заливаясь отчаянным румянцем, отводят глаза; третьи преследуют, настойчиво осыпая цветами.

Но Нева непреклонна, первый раз она обожглась в девятнадцать лет. Влюбленная в преподавателя Медицинского института, сама не своя последовала за ним, в нищенскую обстановку коммунальной квартиры, а впервые пригубив вина (воспитывалась родителями в строгости) опьянела настолько, что сама упала в объятия ушлого препода. После ночи любви (ее первой ночи и первого сексуального опыта), он (старше ее на двадцать пять лет) сделал вид, что ничего между ними не было и постепенно, она вновь скатилась до выканья.