– Она дала какое-нибудь согласие?
– Она на тот момент была в таком состоянии, что не могла дать согласие даже на посещение нужника. Так что извини!
– А почему ты первый мне об этом говоришь?
– Потому что мы друзья и скрывать мне от тебя нечего. А остальные… Сам понимаешь, хотя и многие знают, не многие рискуют об этом рассказать, поскольку методы лечения – сомнительные. Ты здесь человек новый, сболтнешь еще кому ни попадя…
– А ты не боишься?
– Чего? – Савченко едва не подавился «Чивасом».
– Что я сболтну?
– А мне не страшно. Я алкоголик, да и у начальства на скверном счету, так что мне верить нельзя. Сам сболтнешь – сам же в дураках окажешься…
На секунду воцарилось молчанье.
– Ладно, брось, – Савченко задорно рассмеялся и ударил товарища по плечу. – Все же хорошо, чего париться-то?! Давай… Во всей Руси, во все века…
– Опять четвертый? – с нескрываемой иронией уточнил Максим.
– А то!
– Ну за нас!
– Вот это верно!
…Они расстались у входа в бар на уровне полуночи. Рассказанное произвело на Максима некоторое впечатление главным образом по причине какой-то несоразмерности увиденного и услышанного: перед ним сидел совершенно здоровый с физической точки зрения ребенок, которого ни на минуту нельзя было назвать здоровым психически…
По дороге домой он усиленно копался в памяти, стараясь восстановить цифры на обложке истории болезни – там значился номер телефона отца Насти, с которым Максим сегодня познакомился. Недавнее окончание вуза сделало свое дело – и вскоре ему удалось восстановить десятизначную цифровую комбинацию. Мысленно пожурив себя за поздний звонок, он все же решился и набрал абонентский номер.
– Да, – на удивление бодрым голосом ответил мужчина на том конце провода.
– Николай Иваныч?
– Он самый.
– Это Максим Заморин, эндокринолог. Я сегодня Вашу дочь обследовал.
– Чем обязан? – «Да уж, вежливости этому мужлану следовало бы поучиться».
– Простите за поздний звонок…
– Ближе к делу.
– Понимаете, мне показалось странным и настораживающим психическое состояние Вашей дочери.
– А физическое?
– Физическое отличное.
– Так. Вы же вроде эндокринолог?
– Да.
– Не психиатр?
– Нет.
– Тогда почему это Вас заботит?
– Просто мне кажется, что это должно заботить каждого нормального человека, и Вас в первую очередь.
– В таком случае считайте меня ненормальным. Физическое состояние моего ребенка мне значительно важнее временных подростковых отклонений, случающихся едва ли не у каждого…
– Подростковых? Но ей 20 лет!
– И что?
Несколько секунд Максим не мог найти слов, чтобы парировать тот очевидный бред, что сейчас нес его собеседник.
– Мне кажется, я Вас не понимаю… И Ваш тон, и то что Вы говорите…
– Простите. Я сегодня очень устал. Я хотел сказать, что мы показывали Анастасию психиатрам, и те не обнаружили в ее состоянии ничего противоестественного… Благодарю Вас за заботу. Позвольте откланяться.
– Да, непременно, – пробормотал Максим. – Доброй ночи.
Положив трубку, Николай Иванович Игнашин долго рассматривал телефон и крутил его в руках, пока на пороге комнаты не услышал звук шагов бодрствующей жены.
– Ее нет? – с плохо скрываемым волнением спросила она.
– Нет, как видишь.
– Спать идешь?
– Если ты можешь спать в такое время, то спи. А я… подожду еще…
– Хорошо. Ложись.
Проводив жену взглядом, Николай Иванович еще долго сидел в одной позе – в темной комнате, на неудобном плетеном стуле, обхватив подлокотник рукой и напряженно вглядываясь в темную пустоту за окном.
В ту ночь Максим Заморин спал плохо, очень плохо. Ему снились кошмары. Он не находил себе места и проснулся раньше обычного – в половине шестого утра – в холодном поту. После увиденного ложиться вновь уже не хотелось, и остаток темного времени суток он провел, блуждая в дебрях Интернета. Кошмары списал на алкоголь, а странное поведение горожан в отношении Насти Игнашиной – на специфику местного недоразвития. Спрятал голову в песок. Так легче.
…Летучая мышь завязла в густой топкой луже на полу подвала. Одно ее крыло и лапка попали в какую-то муть и не могли освободиться, сколько бы она на била вторым своим свободным крылом в воздухе, стараясь спастись. Я наклонилась над ней и поначалу просто долго и внимательно вглядывалась. Ее конвульсии были так отчаянны, она так хотела свободы. На минуту мне даже показалось, что в этой кромешной тьме я вдруг увидела и разглядела ее глаза. В них было столько боли и мольбы о помощи, что я не удержалась.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу