Артур Аскеров - Нью Эйдж и миф «Аполло»

– Ясно, – сказал Крисстал.

Когда Роузи, наконец, поднесла к столу завтрак из хлеба с яичницей, Крисстал с улыбкой на лице принялся завтракать, а вот семья Томаса к еде сначала не притрагивалась; они закрыли глаза, а спустя секунд тридцать Томас произнес:

– Аминь.

– Аминь – подтвердила Роузи.

– Аминь, – уважительно покачивая головой, произнес Крисстал, – молитва перед едой?

– Да, – ответил Томас, приступая к разрезанию яичницы на две части.

А вот Роузи есть не спешила; перед этим ей хотелось выговориться:

– Теперь мы всей семьёй ходим в церковь и вы не представляете как изменилась наша жизнь. Это же такое благое деяние ходить к священникам и учиться у них такой значимой вещи, как жизнь во имя торжества закона Божьего. А ведь наше правительство и особенно наш благороднейший Король, которого так часто ругают в маргинальных кругах нашего города, такие духовные начинания поддерживают. Значит благороднейший заботиться не только о нашем материальном благополучии, но и о духовном тоже… прямо святой, – без доли иронии сказала она.

Крисстал в ответ кивал, еле сдерживая недоумение.

– Вот сегодня тоже пойдем с сынулей, – сказала Роузи, посмотрев на Томаса – младшего.

В этот момент Крисстал вспомнил о молчаливом четырехлетнем мальчишке, который скромно сидел боку и будто бы был отторгнут невидимой стеной от всех остальных.

– Ты чего такой грустный? – спросил Крисстал у него.

Однако мальчик никак не отреагировал на слова.

– Молчун он, скромненький мальчик. – сказала Роузи потрепав его по густым приятным волосам.

– Пусть молчит. Он мелкий еще, что бы говорить тут с нами. Ума у него мало и ничего путного он сейчас не скажет. Пусть взрослых слушает и соблюдает субординацию, – с высокомерием, свойственным наглому взрослому, произнес Томас про своего сынулю.

– Строго с тобой, – сказал Крисстал, сделав немного печальное лицо.

Все вдруг уставились на этого ребёнка, а он опустил олову и продолжал смиренно молчать.

– Да не строго. Просто он недавно мне нагрубил, и отец его отругал немного. По справедливости отругал! Ребенок должен быть послушен – так церковь учит. Кстати, это и взрослых тоже касается. Как младенец должен служить своим родителям, так и взрослые должны служить церкви и правительству. Ну а для этого нужно много работать над собой, в церковь ходить и закон не нарушать. В общем жить в смирении со всем.

Почему то Крисстал вдруг воспринял эти слова как упрёк в свою сторону и немного нахмурил брови.

– Может вы, сегодня пойдете с нами? – спросила Роузи, перекладывая в свой ротик кусочек хлеба.

– Нет, извините. Не болен я этим. Уж лучше зомбоящик посмотрю, чем пойду на дедов в балахоне любоваться, – резко отказал наш герой.

Томас, улыбнувшись, сказал:

– Не слышал ли новость одну? Не знаю: слухи это или правда. Говорят, что новый департамент полиции появиться. Что-то вроде «полиции нравов»… Так вот те, кто не ходит, ни в церковь, ни в мечеть, ни в синагогу, короче, люди нерелигиозные, могут попасть в разряд потенциальных преступников. Мол, в церковь не ходишь – можешь вести аморальный и противозаконный образ жизни… Так что еще подумай над ее предложением, – с улыбкой на лице закончил Томас, ласково щипнув своими толстыми пальчиками жену.

Эти слова уже всерьез раззадорили Крисстала, и он уже не мог оставить эти замечания в свой адрес и продолжать спокойно есть яичницу. Однако благодаря своему природному холоднокровию, он смог остаться довольно рассудительным.

– Про полицию нравов я слышал еще когда в Академии учился, – начал атаковать он, – так вот, по-моему, всё это – бредятина редкостная! Такие идеи возвращают нас в средние века; тогда женщин на костре сжигали за то, что она была чрезмерно красива. Конечно, я не думаю, что у них ума хватит учреждать такой орган, ведь это нарушит и без того попираемые права нашего населения… А слух этот – скорее всего, просто страшилка.

– И всё таки жаль, что тебя выгнали из Академии, – с разочарованием произнес Томас.

Сказал он это, желая перевести разговор в другое русло, так как тема возвращения в средние века показалась ему очень болезненной и он, как ярый пацифист и человек очень неконфликтный, постарался избежать спора. А вот Роузи не желала соглашаться с мнением Крисстала, и жадно проглотив кусок твердого хлеба, резко возразила:

– Никакая это не бредятина! Вон та дрянь, которая живет на первом этаже – Мишель. Вытворяет она такое безобразие, что говорить стыдно и никакой управы на неё нет. А сделают полицию нравов и сразу же упекут ее за решетку, что бы знала.