Максим Глухманюк - Белая Маска, дежавю.

– Разряд! Ничего… Адреналин ! Еще разряд! Ничего…

Когда главный врач открыл дверь в свой кабинет, голоса уже были достаточно далеко, чтобы отец или сын могли разобрать слова. Но писк прибора мониторинга сердечной деятельности все еще был слышен.

«Пииииииииииииииии…»

Судя по всему, человек скончался.

– Проходите, присаживайтесь, – сказал главный врач, устраиваясь за своим рабочим столом поудобнее. Дорогое кожаное кресло сочно заскрипело под грузной фигурой молодого врача.

Иван сел на низкий диванчик, что стоял напротив стола врача, затем поставил рюкзак себе на колени и крепко его обнял. Он сжимал рюкзак так крепко, словно тот не давал парню сорваться в пропасть. Константин аккуратно закрыл дверь, стараясь не издавать громких звуков.

– Вдруг шум напугает одного из больных, и от этого его истощенное сердце остановится… – думал он. – Вдруг, это будет сердце Розы… Я не допущу этого!

Потом отец сел рядом с сыном. Диван прогнулся под тяжестью сварщика и заскрипел. Иван немного съехал в сторону отца. Совсем капельку.

Повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем висящих на стене часов. Звуки останавливающихся сердец не проникали в кабинет главного врача сквозь толстую белую дверь. За окном виднелись густые кроны деревьев. Совсем близко. Уже темнело, поэтому не было слышно чириканья и щебетания птиц.

За окном отчаянно завывал лишь ветер…

В просторном светлом помещении пахло хвоей и чем-то терпким. Возможно, это был запах кофе.

– Итак, – наконец, сказал главный врач.

Теперь отец и сын заметили на его белом халате бейдж, на котором было написано: «Гл. врач: Смирнов Игорь Анатольевич».

– У меня для вас плохие новости…

– Что с моей женой!? – грубо перебил Константин. Он и сам не понял, как это получилось. Сварщик весь покраснел. Это было заметно даже сквозь грязь и недельную щетину.

Видимо, сказалось слишком долгое ожидание. Крыса-паника вот-вот готова была вырваться из клетки.

– Она умирает, – ответил врач.

– И ничего нельзя сделать? – проглатывая слезы, спросил Иван.

Человек в белом халате лишь медленно помотал головой.

– Что с ней, доктор? Она за всю свою жизнь всего пару раз болела гриппом, и раз десять у нее была легкая простуда. Она же была здоровее всех здоровых… Что… Как… Почему?

Врач прочистил горло и открыл папку, которая лежала на столе прямо перед ним.

– Судя по анализам и результатам компьютерной томографии, у вашей жены очень агрессивная форма рака.

– Рака? – переспросил Константин, а про себя подумал: – Чертов рак! Он забирает всех, кто мне дорог! Будь он проклят!

Иван всхлипывал и шмыгал.

– Да, – ответил врач. – Мы такой рак называем «молниеносным». Как по-вашему, давно ли ее здоровье стало ухудшаться?

Константин хорошенько подумал и ответил:

– Чуть больше недели. Еще две недели назад она была совершенно здоровой и вся сияла. Господи, как же так…. Мне не верится… Совсем ничего нельзя сделать, Игорь Анатольевич?

Врач помотал головой, помолчал и сказал:

– Я думаю, рак начал развиваться около двух месяцев назад. Примерно десять дней назад у вашей жены начались внутренние кровотечения. Если бы она обратилась в онкологическое отделение неделю назад, то ее почти наверняка бы удалось спасти… Химиотерапия хорошо помогает при быстром раке. Но теперь время упущено. Даже если начать химиотерапию в щадящем режиме, она ее просто не переживет. Метастазы у нее уже везде: в мозге, в легких, в печени, даже в костях. Сердце и печень пострадали больше всего. Мы перелили ей два литра крови, но ее давление продолжает снижаться из-за внутренних кровотечений.

– Сколько, доктор? Сколько у нее осталось времени?

Игорь Анатольевич перевернул несколько страниц в открытой папке и очень внимательно пробежал глазами по записям. Иван бросил осторожный взгляд на листы. Записи на желтой больничной бумаге были сделаны размашисто и очень неровно, вряд ли эти каракули мог разобрать тот, кто не был врачом.

– Я думаю, несколько дней. Возможно – неделя. Мы можем давать ей мощные обезболивающие. Все это оплачивается медицинской страховкой, все это будет бесплатно. Больше ничего сделать нельзя. Мне жаль.

Когда врач произнес последнюю фразу, отец и сын буквально кожей почувствовали, что главный врач лжет: ему не было жаль. Последнюю фразу он сказал чисто формально, как робот. Холодным ровным голосом, продолжая с безразличием смотреть на родственников умирающей женщины. На щеках у врача был румянец.