– Предположим, она выпила для смелости, после чего бросилась в воду. Но не в этом же мелком каналишке? Самоубийцы предпочитают более впечатляющие места, чаще всего те, где они встречались со своими любимыми. Надо будет обыскать мост Риальто. Во-первых, это единственный мост через Гранд-канал, а во-вторых, отлив идет с той стороны. Но там бродят толпы народу, и если мы не поторопимся, какой-нибудь бродяга утащит и бутылку, и записку, которую она могла оставить. Пойдемте, доктор. Надо выснить, как именно она умерла прежде, чем явится ее папаша и примется задавать вопросы. Мне требуется что-нибудь, что я смогу ему предъявить, пока он не надумает мстить.
Если девушка и прыгнула с моста Риальто, записки она не оставила. Или же бумажку украли, как и предсказывал капитан. Они со Штайном поспешили в городской госпиталь, однако тело еще не доставили. Не привезли его туда и позже. Час спустя, городской патруль обнаружил затопленную гондолу. У одного стражника шея была разрублена мечом, другого свалили ударом дубинки по голове, и он ничего не помнил. Утопленница исчезла.
Горралл рвал и метал. Подчиненные, все до единого, были отправлены на поиски похитителей трупов, обнаглевших настолько, что отважились напасть на ночную стражу. Капитан клялся, что когда он их изловит, они дружно отправятся на галеры, до конца жизни петь фистулой под кнутом надсмотрщика. Однако его поиски успехом не увенчались. Похолодало еще сильнее, и эпидемия плевритов прочно привязала доктора Штайна к стенам госпиталя. О девушке он не вспоминал до тех пор, пока неделю спустя к нему не явился капитан.
– Она жива, – сообщил Горралл. – Я ее видел.
– Скорее, другую, очень на нее похожую, – на мгновенье доктор Штайн подумал о своей дочери, бегущей ему навстречу с раскрытыми объятиями. – Я не мог ошибиться. Пульс отсутствовал, в легких была вода, а тело – холодно как камни, на которых оно лежало.
– Ну, значит, она разгуливает по городу мертвой, – сплюнул Горралл. – Вы хорошо помните, как она выглядит?
– Как сейчас вижу.
– Она была дочерью парфюмера, некоего Филиппо Ромпиязи, члена Большого совета. Хотя там имеют честь состоять аж две тысячи пятьсот человек, Ромпиязи, по моему мнению, наименее значительная фигура. Отпрыск благородной фамилии, так низко павшей в трудные времена, что им пришлось научиться торговать.
Англичанин ни в грош не ставил многочисленную венецианскую аристократию, которая, по его мнению, слишком увлекалась интригами для получения преференций от республики, вместо того, чтобы играть свою роль в управлении.
– И все же, – Горралл задумчиво поскреб бороду и искоса глянул на доктора Штайна, – мне не по душе, что дочь венецианского патриция бродит по округе после того, как была официально признана мертвой осмотревшим ее врачом.
– Мне ведь за это не платят, – напомнил Штайн.
– А зачем платить тому, кто не в состоянии отличить живого от мертвого? – Горралл вновь сплюнул. – Докажите, что я ошибаюсь, и я заплачу вам из собственного кармана. Имея в качестве свидетеля такого уважаемого хирурга, я смогу наконец распутать это проклятое дело.
Девушка находилась в доме у одного шарлатана, именовавшего себя доктором Преториусом, хотя Горралл не сомневался, что это не настоящее его имя.
– В прошлом году его изгнали из Падуи за занятия лечебной практикой без лицензии. Перед тем данный персонаж успел посидеть в миланской тюрьме. Я положил на него глаз этим летом, когда он прибыл в порт на прусском угольном балкере. Месяц назад Преториус исчез из виду, я уж было понадеялся, что он стал головной болью капитана стражи какого-нибудь другого города, однако чертов мошенник опять всплыл на поверхность. И теперь нагло заявляет, что девушка – чудесный пример эффективности его нового метода излечения.
Шарлатанов в Венеции хватало. Каждое утро и вечер на площади Сан-Марко собирались пять или шесть этих типов, туманно расхваливающих невероятные достоинства своих странных аппаратов, порошков, эликсиров, декоктов и тому подобной чепухи. По мнению доктора Штайна, Венеция привечала подобных безумцев по причине гнилостных миазмов с близлежащих болот, одурманивающих разум горожан. Которые, ко всему прочему, были самыми тщеславными людьми из всех, коих ему доводилось встречать, поэтому они с готовностью клевали на обещания продления жизни, молодости и красоты.
В отличие от мошенников с Сан-Марко, доктор Преториус предпочитал тайно принимать поклонников своего таланта. Он снял пустующий винный склад у прусского фондако – гостиного двора в той части Венеции, где корабли теснятся в узких каналах, а каждое второе здание – купеческий склад. Даже проходя здесь рядом с капитаном городской стражи, доктор Штайн тревожился, чувствуя множество глаз, шарящих по желтой звезде, которую он носил на своем сюрко по местному закону. Как раз на днях напали на синагогу, а мезузу [77] Мезуза – прикрепляемый к внешнему косяку двери в еврейском доме свиток пергамента из кожи ритуально чистого (кошерного) животного, содержащий часть текста молитвы и заключенный в специальный футляр.
на дверном косяке одного почтенного банкира измазали поросячьим дерьмом. Рано или поздно, если похитителей трупов так и не поймают, толпа примется громить дома состоятельных евреев под предлогом поисков и уничтожения мифического Голема, существовавшего, разумеется, лишь в их воспаленных мозгах.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу