Array Антология - Новая книга ужасов (сборник)

Они поселились у ее двоюродного брата, банкира Авраама Сончино, и Штайн был убежден, что на эту идею ее натолкнули женщины из семьи Сончино. Кто знает, о чем они шушукаются, запираясь на ночь в микве и очищаясь в ее водах от своих регул? О чем-нибудь пустом, в этом доктор Штайн был совершенно уверен. Мягкий, души не чаящий в жене Сончино начал убеждать доктора Штайна как положено оплакать дочь. Обещал, что его семья позаботится о потребной для траура пище, а в Субботу, по прошествии семи дней, вся община стоя выкажет им слова утешения. Тогда с божьей помощью эта ужасная рана затянется. Штайну потребовалось собрать все силы, чтобы отвергнуть столь щедрое предложение. Сончино, конечно, был добрым человеком, но на сей раз он вмешивался не в свое дело.

Приближалась зима, словно подстегиваемая безмолвными упреками жены. По крайней мере, так казалось доктору Штайну, когда он отправлялся на ежедневную прогулку по людным улочкам. Временами компанию ему составлял один англичанин, капитан ночной стражи Генри Горралл, чьим добровольным помощником сделался Штайн, помогая капитану определять причины смерти разнообразных трупов, выловленных в каналах.

Этим летом убийств случилось больше, нежели обычно, вдобавок бесследно исчезло несколько девушек из добропорядочных семей. По городу, разумеется, поползли слухи, что это евреи убивают христианских девственниц, чтобы используя их кровь оживить своего Голема, и старейшины Бет-дина отрядили доктора Штайна в помощь Горраллу. Было бы очень полезно, если бы еврей, к тому же работающий в городском госпитале и преподающий во врачебной школе новейшие приемы хирургии, поспособствовал разрешению загадки.

Горралл пришелся доктору Штайну по душе. Они оба вполне разделяли убеждения, что в основе всего, даже самого невероятного, лежит рациональное зерно. Горралл был гуманистом и не гнушался показываться в обществе человека, принужденного ходить с нашитой на одежду желтой звездой. Во время прогулок по городу они нередко беседовали о новой натурфилософии, воплотившейся в универсальном гении великого флорентийского механика Леонардо да Винчи, и не обращали внимания на злобное шипение вокруг.

У причала, в длинной тени Кампанилы, теснились корабли со всех концов света, их матросы бродили по улицам города. На волнах, поднимаемых проплывающими барками и галеонами, покачивалась флотилия мелких суденышек, с которых наперебой расхваливали свои товары торговцы. Гондольеры цветисто ругались вслед их лодчонкам, когда те пересекали Гранд-канал под носом их длинных, стремительных гондол. Иногда заплывал флорентийский корабль, движимый гребным винтом, и все замирали от благоговения при виде подобного чуда, провожая глазами черные клубы дыма, испускаемые паровым двигателем Герона. На площади перед Сан-Джиакометто банкиры в меховых шубах и высоких фетровых шляпах приглушенно бормотали, заключая, как водится, свои сделки под стук новомодных заводных абаков.

Горралл, грубоватый мускулистый человек с лохматой черной бородой и привычкой плеваться жеваным табаком, поименно знал чуть ли не всех банкиров, купцов, торгующих шелком и золотой парчой, галантерейщиков, предлагающих бумазею и бархат, аптекарей, золотых и серебряных дел мастеров, воскобойников, сбывающих белый воск, бондарей, владельцев скобяных лавок и парфюмеров, расположившихся на многолюдных улочках Риальто. Он был знаком со множеством проституток в желтых шарфах, хотя как раз последнее обстоятельство не удивляло доктора Штайна: впервые они с Горраллом встретились в госпитале, куда англичанин явился за ртутной мазью от сифилиса. Кроме того, Горралл знал (или прикидывался, что знал) все имена истинных властительниц Венеции – кошек, шныряющих под ногами прохожих или лениво греющихся на камнях под зябким зимним солнцем.

Именно там, то есть в районе Мерчерий, у лавки одного парфюмера, доктору Штайну показалось на мгновенье, что он увидел свою дочь. Седовласый мужчина в дверном проеме распекал парня, который пятился и причитал, что на нем нет никакой вины.

– Но ты же его друг!

– Сударь, я ведать не ведаю, что он там написал! Не знаю и не знать не хочу, отчего плачет ваша дочь!

Парень не спускал руку с рукоятки ножа, и Горралл, протолкавшись через толпу зевак, уже начавших собираться, приказал обоим спорщикам уняться. Оскорбленный отец скрылся внутрь и вскоре вновь появился, таща за руку юную девушку лет четырнадцати. С такими же длинными черными волосами и высоким белым лбом, как у дочери Штайна.