Никита Измайлов - Кокон

– Ясно, – ответил Евсеев устало, – чувствую я: ты с ней собираешься поехать.

– Всё верно, – сказал Смирнов счастливым голосом, – Поедем с ней в середине октября. Она мне кстати предлагала двойное гражданство оформить, как у себя. Я пока не собираюсь. Помню, как она мне свой семейный фотоальбом показывала. Так много кто был, но особенно мне запомнился её прапрадед. Знаешь, так на Пилсудского похож!

– Ну так грей себя мыслью, что можешь породниться с таким известным человеком… известным в Польше. Прости, но у нас о нём не многие знают, да и не хотят особо знать.

– Думай как знаешь, но всё же это интересно! Кстати, я на пару недель собираюсь в вашу глухомань приехать, так что скоро увидимся!

Евсеев скривился. А если всё вскроется? Ему и так нереально тяжело было жить с мыслью, что он – убийца, а тут ещё… Нет! Нельзя, чтобы Матвей приехал, ведь ему может грозить смертельная опасность… от самого Коли! Евсеев и сам решил поскорее покинуть село, забыть обо всём поскорее, не вмешивая в это ни Матвея, ни Дегтярёва, ни Настю. Таков был его план на тот момент, если учитывать, что ему повезёт, и преступления не раскроют.

– Да нет, не стоит, братан, – начал Евсеев. – Пообщаться нормально всё равно не получиться – работы невпроворот.

– Я ещё подумаю, – ответил Смирнов. – Позвоню тебе дня через три, когда приму твёрдое решение. Всё же хочется перед отъездом в Польшу поговорить с тобой нормально, не по телефону… tête-à-tête… без свидетелей… Пока.

«Без свидетелей». Эти слова словно раскалённым железом выжгли сердце убийцы. Без свидетелей! Ведь доктор, которого он убил в приступе гнева, мог стать важным свидетелем, через которого полиция вышла бы на него. Боже! Врач непременно засвидетельствовал бы, что удар были целенаправленными, и, вполне возможно, это было целенаправленное убийство!

Но ведь он не единственный свидетель. Были ещё врачи скорой помощи, хозяин бара и Пётр Семёнович. А что же делать с ними? Ведь нельзя же допустить, чтобы на него вышли. Нельзя!

Сначала мысли у Евсеева были хаотичными, но вскоре он пришёл к выводу: необходимо проверить, что могли бы он нём сказать оставшиеся свидетели.

Эту проверку он решил устроить на следующий день, а остаток этого провести дома. Парень позвонил Дегтярёву и отпросился на завтра. Целый день лил дождь, небо полностью затянуто тучами. Поздно вечером, перед тем, как лечь спать, Николай сделал запись:

«Запись номер пятнадцать. Я в дерьме…»

15 сентября 2011 года.

К полудню, не теряя времени даром, Евсеев подошёл к злосчастному бару и вошёл внутрь. Всё складывалось как нельзя лучше: кроме хозяина никого не было. Посетителей в том числе. Хозяин бара, мужчина лет за пятьдесят с небольшими седыми усами, стоял за барной стойкой и протирал стаканы вместо бармена.

Без лишнего промедления Евсеев приблизился к стойке и, поздоровавшись, начал выспрашивать у хозяина всё, что он знает о ночном происшествии. Мужчина отвечал, что не разглядел всего как следует, хотя и слышал от знакомых про смерть Метлина, и что, если полиция обратится к нему, то он им мало чем поможет.

Николай облегчённо выдохнул. Значит, бояться разоблачения не стоит. Можно и уходить.

Внезапно хозяин бара повернулся к парню и добавил: «О! Только сейчас и вспомнил! Видите как бывает в жизни… У меня же неделю назад камеры видеонаблюдения повесили. Так что не бойтесь, узнаем, почему вас друг умер… ещё раз мои соболезнования… такое горе… вы держитесь».

Тут Евсеев понял, что всё кончено. Либо он убирает хозяина бара, либо ему конец. Лицо парня стало мертвенно-бледным, и хозяин поспешил налить ему коньяк за счёт заведения со словами: «Вижу, как вам плохо… Выпейте, легче станет».

Евсеев, когда жертва отвернулась, надел перчатки, моментально схватил рядом стоявшую пустую бутылку, разбил её и получившейся «розочкой» разодрал горло обернувшегося на шум мужчины. Именно разодрал, и не пришлось метить в сонную артерию, как это было с доктором.

Труп Евсеев положил за стойкой, прикрыв ковром, лежавшим ранее на полу перед выходом. С камерами трудностей не возникло: на теле убитого Николай легко нашёл ключи от крохотного кабинета, где и оказался установлен компьютер, на жёстком диске которого была вся информация. Уничтожив диск, заодно с компьютером, Евсеев быстрыми шагами направился к выходу. (Парень впридачу проверил, не сохранены ли видеозаписи в «облаке» – их там не было).

Выходя из бара, Евсеев и сам не заметил, что жестокое убийство хоть и смущало и тревожило его душу, но не вызывало уже того нестерпимого ужаса, как после убийства доктора. Нестерпимого,… но адекватного. Адекватного для, наверное, любого человека, который видит грань между добром и злом и не переступает её, потому что знает почему нельзя её переступать или хотя бы потому, что боится этого.