Линкольн Чайлд - Голубой лабиринт (ЛП)

— И почему к этой зоне у правительства особое отношение?

Полковник мрачно улыбнулся.

— Город Ангелов — это самая крупная, самая жестокая, и самая мощная из фавел. Наркобароны, которые управляют ею, не только самые безжалостные, но и самые бесстрашные люди на свете. Более того: в прошлом году, они захватили военную базу и скрылись с тысячами единиц оружия и боеприпасов. Унесли пятидесятикалиберный пулемет, гранаты, РПГ, минометы, гранатометы и даже ракеты класса «земля-воздух».

Пендергаст нахмурился.

— Причина особого отношения к этой зоне для меня звучит, как еще более веское основание для зачистки…

— Вы смотрите на ситуацию со стороны. Фавелы ведут войну только друг с другом, но не с населением в целом. Стоит нам вторгнуться в Город Ангелов, и начнется настоящая кровавая бойня, которая повлечет огромные потери среди военных и полицейских. Ни одна другая фавела не рискнет бросить вызов Городу Ангелов. Со временем остальные фавелы просто перестанут существовать, и многие это понимают. Так к чему нарушать естественный ход вещей? Лучше иметь врага, которого знаешь, чем врага, которого не знаешь.

Пендергаст вздохнул.

— Интересующий нас человек полтора года назад исчез в джунглях, — сказал он. — Но я сильно сомневаюсь, что он долго оставался там.

— В таком случае, мистер Пендергаст, — вмешался агент ЦРУ, — похоже, у нас есть один из возможных ответов на вопрос, как именно ваш мистер Тапаньес Ландберг сумел остаться невидимкой.

На лице Смита мелькнула тень слабой улыбки.

Пендергаст кивнул и поднялся.

— Благодарю вас, джентльмены.

Полковник Азведо окинул его оценивающим взглядом.

— Сеньор Пендергаст, я боюсь предположить, каков будет ваш следующий шаг.

— Мои дипломатические инструкции запрещают мне сопровождать вас, — заметил агент ЦРУ. В ответ Пендергаст просто кивнул и направился к двери.

— Если б вы направлялись в любую другую зону, мы могли бы обеспечить вам военный конвой, — с досадой сказал полковник. — Но не в случае с этой фавелой. Единственное, что я могу для вас сделать, это дать простой совет: уладьте все свои дела прежде, чем войдете туда.

Пендергаст — все еще в уличной одежде — лежал на огромной кровати в своем номере в отеле «Копакабана Палас». Комнату, несмотря на полуденный час, окутывал тяжелый полумрак. За закрытым на ставни окном слышался едва различимый шум прибоя с пляжа Копакабана.

Лежа неподвижно, Пендергаст чувствовал, как его то и дело охватывают волны сильной, почти парализующей дрожи. Они накатывали раз за разом со все б о льшим рвением. Он сильно зажмурился и сжал руки в кулаки, пытаясь с помощью силы воли заставить это внезапное наваждение исчезнуть. Через несколько минут сильнейшая дрожь начала уменьшаться, однако не прошла полностью.

— Я справлюсь с этим, — прерывисто прошептал Пендергаст, стараясь увериться в своих силах.

Когда он только начал замечать симптомы отравления, в нем еще теплилась надежда, что эффект эликсира его предка можно обратить вспять. Не найдя решения в прошлом, он принялся искать в настоящем, все еще веря в возможность раскрыть замыслы своего мучителя. Но чем глубже он постигал коварные сложности построенного заговора, созданного с целью отравить его… чем чаще размышлял об истории своего предка Иезекииля и его обреченной жены, тем больше понимал, что его надежды на исцеление были жестоким самообманом. Теперь у него не осталось никаких иллюзий. Он знал, что времени у него мало. Единственное, что заставляло его держаться на плаву — это жгучая потребность довести до конца это расследование, которое, скорее всего, станет его последним делом.

Он заставил свой разум снова вернуться к вопросам утреннего совещания. « Если предположить, что этот человек все это время находился в Бразилии, то было только два места, где он мог скрываться: джунгли… или фавелы », — сказал полковник об Альбане.

Пендергаст невольно вспомнил напутственные слова своего сына, которые тот произнес полтора года назад, отправляясь — нагло и неспешно — в гущу бразильских джунглей: «У меня впереди долгая и увлекательная жизнь. Как говорится, весь мир у меня в руках. И я обещаю, что со мной он станет намного более интересным». Пендергаст не мог забыть образ сына в день расставания, вспоминал каждую деталь той встречи, воскрешая ее во всех подробностях, насколько позволяли его интеллектуальные возможности.