Линкольн Чайлд - Голубой лабиринт (ЛП)

Мужчина наклонился вперед. Пендергаст, наконец-то, завладел его вниманием.

— Но затем, аромат исчезает, не так ли?

Мужчина, казалось, напрягся. Он медленно покачал головой из стороны в сторону.

— Нет. Я ошибаюсь. Лилии все еще там, как вы и сказали. Но с ними что-то не так. Они увядают.

— Они воняют, — пробормотал мужчина.

— Да, — согласился Пендергаст, его голос представлял собой странную смесь сочувствия и насмешки. — Ничто не пахнет хуже, чем гниющий цветок. Что за зловоние они издают!

На этих словах Пендергаст внезапно повысил голос.

— Достаньте их из моего носа! — закричал заключенный.

— Я не могу этого сделать, — ответил Пендергаст, и его голос резко упал до шепота. — У вас не будет лилий в камере тюрьмы Флоренса. Но вонь останется. И она будет возрастать, по мере того как гниение усилится. Пока вы…

С внезапным животным криком мужчина вскочил со стула и бросился через стол на Пендергаста, выставив вперед скованные руки, как когти. Его глаза были широко раскрыты и светились убийственной яростью, хлопья пены и брызги слюны летели из его рта, пока он визжал. C молниеносным уклоном, как тореадор, Пендергаст поднялся со своего стула и избежал нападения. Двое охранников вышли вперед с шокерами и ударили мужчину током. Потребовалось три выстрела, чтобы усмирить его. В конце концов, он раскинулся поперек стола, подергиваясь, крошечные струйки дыма поднимались к микрофону и потолочным светильникам. Пендергаст, стоя в стороне, окинул мужчину оценивающим взглядом, потом развернулся и вышел из помещения.

Спустя мгновение Пендергаст вошел в комнату наблюдения с выражением раздражения на лице, стряхивая пух с плеча своего костюма.

— Ну что же, Винсент, — начал он, — я не вижу особого резона оставаться здесь и дальше. Какой в этом смысл? Я боюсь, что наш друг, как это говорится, хм, сорвался с подшипников?

— Съехал с катушек.

— Спасибо за подсказку, — он повернулся к Спандау. — В очередной раз, мистер Спандау, я благодарю вас за неоценимую помощь. Пожалуйста, дайте мне знать, если его бредни прояснятся.

Спандау пожал протянутую руку.

— Непременно, так и сделаю.

Покинув тюрьму в компании д’Агосты, Пендергаст достал свой сотовый телефон начал набирать номер.

— Я беспокоился, что нам снова придется взять ночной рейс, чтобы вернуться в Нью-Йорк, — сказал он. — Но наш друг оказался настолько необщительным, что мы можем успеть на более ранний самолет. Я сейчас это проверю, если вы не возражаете. Сейчас от этого человека мы больше ничего не добьемся. И, смею полагать, что никогда не добьемся.

Д'Агоста сделал глубокий вдох.

— Объясните мне, какого черта там сейчас произошло?

— Что вы имеете в виду?

— Все эти сумасшедшие вопросы. Про цветы, лилии. Как вы узнали, что он отреагирует на них?

Пендергаст опустил телефон, отменив вызов.

— Это было обоснованное предположение.

— Да, но откуда ?

Пендергаст ответил лишь после небольшой паузы. Когда он заговорил, его голос прозвучал совсем тихо:

— Потому что, мой дорогой Винсент, наш пленник — не единственный, кто в последнее время начал чувствовать запах цветов.

Пендергаст проскользнул в музыкальную комнату особняка на Риверсайд-Драйв так неожиданно, что Констанс, вздрогнув, оборвала игру на клавесине. Остановившись, она пронаблюдала за тем, как он прошел к буфету, возложил на него большую пачку бумаг, достал выпуклый бокал, налил себе приличную порцию абсента, на специальную ложку-шумовку положил кубик сахара, растворил его ледяной водой из графина, а после забрал бумаги и направился к одному из кожаных кресел.

— Не стоило переставать играть из-за меня, — сказал он.

Констанс, опешив от его отрывистого тона, продолжила играть сонату Скарлатти. Пусть сейчас она видела Пендергаста лишь краем глаза, она все равно ощутила, что с ним творится что-то неладное. Он сделал поспешный глоток абсента и с грохотом поставил стакан на стол, после чего поднял его снова и еще раз нервно отхлебнул. Одна его нога неравномерно постукивала по поверхности персидского ковра, не попадая в ритм музыки. Пендергаст пролистал бумаги — судя по всему, это был набор старинных научных трактатов, медицинских журналов и газетных вырезок — прежде чем отложить их в сторону. Когда последовал третий глоток напитка, Констанс снова перестала играть. Это было дьявольски сложное произведение, требовавшее абсолютной концентрации, и она не могла продолжать игру в таких условиях. Констанс требовательно повернулась к Пендергасту лицом.