Денис Гербер - Бешеный ангел. Два тела Раймонда Луллия

– Сеньор Луллий, если вы сегодня в нашем распоряжении, позвольте нам сугубо женский вопрос, – обратилась к алхимику леди Джейн. – Мы знаем, что у вас на родине межрелигиозные браки – привычное дело. Испанские супруги ходят раздельно в разные храмы?

Учёный едва заметно улыбнулся.

– Эти браки – не такое привычное дело, как может показаться, сударыня, – ответил он. – Хотя, признаться, и сам я не был в Испании уже довольно давно.

– Почему вы так хотите завоевать мусульман? – неожиданно спросила одна из придворных дам.

– Я вовсе не горю желанием кого-то завоёвывать, мадам. Единственное, что движет мною, – это любовь. Любовь к Господу, любовь к знанию и любовь к своему ближнему, к какой бы вере он ни принадлежал. Ведь и арабы, и евреи – такие же творения Божьи, как и мы с вами.

– Так вы считаете крестовый поход проявлением любви? – удивилась дама.

– А как же иначе, сеньора? Ведь мы приходим на Святую землю не только освобождать Гроб Господень, но и, как завещали Христос и апостолы, распространять истинную веру. Обращение язычника может идти лишь от большой любви к нему, а вовсе не от ненависти.

– После расправы над тамплиерами крестовый поход – уже не такое популярное явление, как раньше, – заметила королева.

– Вы правы, но непопулярным он стал у тех, кто жаждал не столько Сионского храма и христианских святынь, сколько роскошных вещей, отнятых у мусульман. Тем же, кому действительно небезразлична христианская вера и только она, мысли об освобождении Гроба Господня, да и о крещении язычников по-прежнему греют сердце. К тому же, помимо религиозного долга, христианские державы могут стяжать такие богатства, которые не идут ни в какое сравнение с золотом и серебром.

– Что же это за богатство? Расскажите нам, сеньор Луллий!

Учёный оглядел свою аудиторию, в которой заметно прибавилось любопытных ушей и глаз.

– Эти богатства – знания, – пояснил он, – ибо я смею утверждать, что этого добра у сарацин побольше, чем во Франции, Испании и Англии вместе взятых. Тем более что поделиться этими драгоценностями они могут без всякого ущерба для себя, ибо знание не убывает при передаче, а напротив, удваивается!

– А что известно сарацинам такого, что не известно нам?

– Очень многое, мадам, очень многое. Секрет дамасской стали – это лишь малая брошь из целого сундука драгоценностей, что хранится у арабских учёных и мастеров. Вот скажите мне, ваше величество: сколько книг хранится в королевской библиотеке?

Изабелла задумчиво опустила глаза:

– Лично моих – несколько десятков.

– Это очень немного по сравнению с тем, что имеет любой эмир. После смерти одного моего знакомого султана из его хранилища вынесли четырнадцать сундуков с книгами, причём сундуки эти были настолько большими, что четверо нубийских рабов едва поднимали их.

Тут Раймонд Луллий неожиданно для всех развернулся на каблуках и продолжил, глядя на короля:

– Эта записка, что держит в руках его величество, сделана из прекрасной бумаги.

Взгляды придворных невольно переместились в указанном направлении. Эдуард Второй сжимал в руке очередное любовное послание, только что полученное от Хьюго Диспенсера. Король намеревался убрать бумагу в тот самый момент, когда алхимик привлёк к ней всеобщее внимание. Теперь прятать записку не имело смысла; он просто смотрел по сторонам, чувствуя всю нелепость своего положения, в которое его неожиданно поставил учёный.

– Такая бумага не производится в Англии, – продолжал Луллий как ни в чём не бывало. – Возможно, её привезли из Франции, где есть пара мануфактур, способных добиться такого качества, но скорее всего, из Испании, где эту бумагу выпускают уже несколько лет. Что касается арабов, то секретом подобного продукта они владеют уже несколько веков. Благодаря арабам это изобретение попало к нам.

Короля бросило сначала в жар, затем в холод. Он быстро повернулся к коннетаблю с нарочито равнодушным видом, но все заметили, как сильно он сконфузился. И как сильно его это разозлило.

– В Европе такие листы – большая роскошь, непозволительная обычному человеку, – Луллий вновь повернулся на каблуках, уже в обратном направлении, – а в Дамаске я собственными глазами видел, как в подобную бумагу рыночные торговцы заворачивают свой товар!

Эта информация, в другой ситуации способная вызвать немалое удивление, была встречена холодно. Публика притихла, страшась королевского гнева. Кое-кто даже поспешил отойти. И лишь Изабелла с каждой минутой становилась всё более довольной. В обществе Луллия она почувствовала себя не только защищённой, но и отомщённой.