Алексей Стравинский - Бесконечный Октябрь

Первое, что я слышу – мерное пение сверчков. Над головой мерцают яркие звезды. Какая красота! Трудно оторвать себя от такого зрелища, но холод беспощаден.

Я не стал загонять мотоцикл во двор, чтобы никого не разбудить. Но я напрасно переживал по этому поводу: меня ждут.

Вхожу в дом. В прихожей мама и оба брата. Мама подошла ко мне практически сразу, как только моя нога пересекла порог. Ее приветствие началось с крепких объятий.

– Здравствуй, сынок! Как хорошо, что ты приехал!

– Здравствуй, мама. Как ты себя чувствуешь? – я закрыл дверь свободной левой рукой.

Она отпускает меня, целует и немного отходит назад.

– Аксей, все хорошо! Жаловаться, слава богу, не на что.

Мама выглядит очень бодро. Я бесконечно рад видеть ее. Она немного ниже меня ростом. На ее лице сияет теплая и искренняя улыбка. Ей уже пятьдесят лет, но она выглядит значительно моложе. Почти всю свою жизнь она проработала бухгалтером. Я никогда не мог представить ее работающей в саду, копающейся на грядках. Теперь же она только этим и занимается – сад, дом, огород. На ней кухня, в которой всегда есть что-то вкусное. Конечно, братья помогают ей, но я всегда думал и буду думать, что на ней слишком много хлопот.

Мой старший брат Дэнис – инвалид. Он отстает в развитии, но это не так страшно, как может показаться на первый взгляд. По большому счету он лишь ребенок, живущий в теле взрослого человека. Сейчас ему уже почти тридцать лет, а сколько ему в душе – никому не известно. Многие местные относятся к нему как к недалекому, хотя, если хорошенько разобраться, он бывает прав во многих вещах, и порой рассуждает лучше многих «нормальных». Многие селяне считают оскорблением тот факт, что человек, имеющий инвалидность, способен заставить разумного человека чувствовать себя глупее него. Я считаю, что ему тяжело в обществе. Точнее, обществу тяжело с ним – ведь он-то как раз не переживает, что о нем подумают и всегда говорит что думает. А это мало кому нравится.

Иногда он становится настоящей бедой. Сжечь по весне сухую траву – запросто, наорать на полицейского – никаких проблем, а поругаться с соседом – вообще одно из его любимых занятий.

Но он всегда радует меня. Его присутствие вызывает на моем лице искреннюю улыбку. Он чистый изнутри и искренен наружи. У него очень много хороших качеств, которые не помешало бы иметь некоторым людям из высших слоев.

– Привет, Аксей! – Дэнис протянул мне свою руку.

– Здравствуй, брат! – вместе с рукопожатием я хлопаю его по плечу.

– Джереми, здравствуй! – я протягиваю руку среднему брату.

– Привет, Аксей!

Джереми двадцать восемь лет. Он настоящий книжный червь. После школы Джереми нигде не учился, но он знает столько, что с легкостью может писать энциклопедии.

Он, как и Дэнис, немного выше меня ростом, худощав и носит бороду. Практически все свободное время он читает. Иногда выбирается на озеро или в лес. Но делает из этого настоящее путешествие, с заранее проложенными маршрутами, с уже выбранными местами для привалов и поставленными задачами. В детстве мы вместе с Насса и Дэнисом нередко отправлялись с ним в подобные походы.

Еще увлекается всем мистическим и сверхъестественным. Порой это меня пугало, но я понимал: он никому не навредит. А сам я с годами стал убежденным скептиком, живущим лишь в реальном мире.

– Привет, Аксей! – у брата, как всегда, спокойный голос. – Как доехал?

– Без происшествий, – отвечаю я.

– Это хорошо, – кивая, говорит Джереми.

Мама с братьями не сводят с меня глаз. Я соскучился по ним и они тоже скучали без меня.

– Такое чувство, будто год не виделись!

– Да, Дэнис, ты прав.

Дома мне легче. Я знаю, что здесь меня всегда ждут. Я знаю, что на свете есть место, где меня всегда примут и помогут всем, чем только смогут. Я вырос с ними. Они – моя семья.

Конечно, каждому из них известно, что я сейчас переживаю. Они будут стараться всячески залечить мои раны, хоть это и безнадежно. Каждый из них пожертвовал бы многим, только бы мне стало легче. Так бы поступил и я, случись бы подобное с кем-то из них.

Я помню, как мама плакала ночами после смерти отца. Тогда мне было тринадцать лет. В таком возрасте я не осознавал всю тяжесть ситуации. Мама осталась с тремя детьми на руках. Мы не отходили от нее ни на шаг, встречали и провожали с работы, готовили ей сюрпризы, заходили по ночам в ее комнату, чтобы посмотреть, не плачет ли она, а если она плакала – ложились спать рядом с ней. Мы говорили, что любим ее, а в ответ она начинала плакать, снова и снова.