Александр Субботин - Сделка Политова

Ланц подумал, а потом усмехнулся:

– Иван, но эта идея не нова. Было уже что-то такое. И называлось оно, кажется, дефенестрацией. Кроме того, если мы так будем выкидывать всех руководителей из окон и переступать через свои же правила, то вокруг нас воцарится хаос. А по мне, лучше уж абсурд, чем хаос. Весь мир выбрал самую приемлемую модель для нормальной жизни, и спорить тут совершенно не о чём.

– Так кто же спорит по поводу модели?! – от непонимания разозлился Политов. – Я говорю не о модели, пусть она живёт и ещё тысячу лет здравствует. Я говорю только о том, что она искусственная. Не она сама себя произвела, не природа, а человек её придумал и воплощает в жизнь, сколько живёт сам. К слову сказать, в дикой природе, к примеру, вожак стаи защищает своё право им быть именно через силу настоящую, а не эфемерную. А вот у людей, у которых главная сила это разум, как-то даже не принято проводить обыкновенный сравнительный тест IQ среди сотрудников перед повышением, что, мне кажется, очень зря, – Политов затянулся сигаретой и продолжил: – Отсюда можно ли считать целью бытия задачу стать, допустим, президентом или чувствовать в себе такое призвание, а вдруг став им, сказать: «Да, я познал, я прожил свою жизнь не зря, я исполнил свой жизненный долг и постиг смысл!»? Нет же! Ведь это приблизительно то же самое, что, проснувшись утром у себя же дома, создавать себе правила, по которым ты будешь перемещаться на кухню, следовать им и, оказавшись в нужном месте, провозгласить себя великим! Это смешно! Вот ты спрашивал про справедливость, так вот, справедливость наступает тогда, когда каждый может достигнуть той самой цели, которая и является смыслом жизни, при этом, невзирая на своё положение в обществе, пол, расу, даже умственные или духовные способности. Понимаешь, чтобы каждый мог и имел на это одинаковое со всеми право. Но вот сегодня это не так. Ведь не будешь же ты отрицать, что уроду сложнее найти себе настоящую любовь, а человеку, родившемуся с синдромом Дауна, наверняка не стать учёным или банкиром. Вот в чём проявляется несправедливость. А я хочу, чтоб каждому цель человеческая его, жизненная цель, была доступна наравне. А то, что я перечислил: деньги, власть, богатство, успех, реализация, дружба, – всё это можно смело отметать как несущественное. Очевидно, что это не главные ценности в жизни человека. А главная цель, смысл, так сказать, должен быть очень простым для каждого и для каждого доступным. Скажем, как жизнь и смерть. Ведь определённо, что должна быть некая константа, которая нас уравнивает и которая даёт нам единые шансы для достижения верной цели.

– Ну, ты хватил, брат: жизнь и смерть, – отвернувшись, задумчиво повторил Ланц и начал жевать зубами мундштук. – Кроме этих вещей, в нашей жизни есть ещё множество других факторов. Если мы уже про власть заговорили, – Ланц снова повернулся к собеседнику, – то как же всё-таки быть с сильными мира сего, которые, собственно, и распоряжаются чужими жизнями и смертями? Выходит, по-твоему, и это бессмысленно и пустое?

Политов снисходительно посмотрел на Ланца.

– В том-то и дело, что пустое. Но главное, что тратить время на это – просто преступление. Ну, вот хочешь, для примера возьмём такой момент. Вот кто, по-твоему, важнее: простой убийца с большой дороги или высоченной важности банкир, у которого в кармане сбережения множества людей?

Ланц улыбнулся:

– Конечно, ты сейчас мне начнёшь доказывать, что убийца имеет больше важности в нашей жизни, нежели банкир. Я это раскрыл. Так объясни, почему? Хотя я с этим не совсем согласен.

– Лишь потому, мой дорогой Андрей, что убийца, совершая своё деяние, нарушает не мнимый, не условный закон, под которым добровольно, заметь это, добровольно, подписалось множество людей. Убийца нарушает закон всего миропорядка. Так сказать, высший закон, придуманный отнюдь не человеком. И будь я на распутье: стать либо убийцей, либо самым властным банкиром на планете, то скорее я бы стал первым, нежели вторым, потому что тот, первый, существеннее, сильнее и властнее, чем сто, тысяча банкиров. Кроме того, убийца почти полностью вписывается в мою теорию о справедливости – им может стать почти каждый.

– Постой, постой, – замахал рукой Ланц. – Тут ты неправ. Банкир так же может стать и убийцей, и спасителем. Он, как и твой преступник, может довести человека до смерти.

– Нет, Андрей, – твёрдо ответил Политов. – А если даже и да, то только косвенно. Не напрямую, а посредством тех же глупых условностей, которые приняла сама жертва. А вот если жертва не принимает этих условий? Отказывается от таких правил в жизни, что тогда? А ничего с таким человеком твой банкир поделать не сможет. А вот встреться этот человек с убийцей в тёмном переулке, то тут дело совсем другое получится.