Александр Булахов - Молчание. Ужас тишины

– Груша, глянь, у мужика между булок газета торчит!

– Фу, козлина!!! – округлил глаза Груша. – Сам смотри!!!

Василий не удержался и громко захохотал. Груша улыбнулся, посмотрел по сторонам, затем на волосатую задницу и начал тоже хохотать, из его глаз потекли слёзы.

– Что случилось? Что с тобой? – не переставая смеяться, спросил Грушу Василий.

– Ничего-ничего, – хохотал Груша и никак не мог успокоиться. – Я попрошу, чтоб он тебе эту газетку дал почитать…

– Спасибо, но не надо! – замотал головой Вася. – Я газеты не читаю…

Толстый мужчина с полным подносом отошёл от раздаточного окошка. Василий просунул лицо в окошко и улыбнулся поварихе-раздатчице:

– Мне два вторых… Супа не надо. И мяса положите побольше.

– И черпаком по голове, если хочешь, я добавлю, – шутливо замахнулась на него черпаком повариха. – Чтоб не совал её куда не надо.

Тем временем Груша кинул взгляд на удаляющегося с полным подносом толстого мужика, а затем на Фёдора Ивановича. Тот эмоционально жестикулировал руками и вдруг задел пустую тарелку – та полетела со стола. Фёдор Иванович, продолжая жестикулировать левой рукой, правой ногой легонько подбил вверх тарелку, та изменила направление полёта и полетела вверх. Фёдор Иванович правой рукой схватил её и поставил обратно на край стола. И, как ни в чём, ни бывало, продолжил рассказ. Женщина добродушно улыбалась и кивала головой, слушая его. Она ничего не заметила.

Василий с полным подносом в руках двинулся к свободному столу. Из раздаточного окошка выглянула повариха-раздатчица:

– Эй, молодой человек, ты чего там зазевался. А ну-ка кончай мух считать, бери суп и второе, и не задерживай других.

– Извините, – повернулся к ней с открытым ртом Груша.

Погодин добросовестно отработал то, чего от него так хотела Аллочка. И теперь они вдвоём лежали на его любимой кровати, прикрывшись одеялом.

– Блин, я так спать хочу, – зевнула Аллочка.

– Так спи себе спокойно. Кто тебя здесь искать будет? – прошептал Пётр Алексеевич и поцеловал Аллочку в щёчку.

– Нет, я так не могу, – не согласилась медсестра, приподнялась и села в постели, оголив большую красивую грудь. – Мало ли что там делается, а потом я крайняя буду? Пойду. Хорошего понемножку, котик.

Погодин, почувствовав, что на этом сейчас всё их общение и закончится, жалобно проскулил:

– Аллочка, солнышко, хоть скажи, как тебе мои рассказики?

– Нормально, – пожала плечами Аллочка.

– А конкретнее? Понравились они тебе? – не сдавался Погодин.

– Да, кое-что. Но большинство, прости, примитив, – ответила его любимая и стала быстро одеваться.

– Да? Это, какие, например? – нахмурился Погодин.

– Котик, давай в другой раз, а? Мне, правда, бежать нужно уже, – попыталась избежать ненужного разговора старшая медсестра. – Ну, не примитив, извини, дурацкое слово. Хорошие, хорошие рассказики. Я даже увлеклась, сама не заметила, как всю папку прочла. Петенька, ты жуть какой талантливый, честное слово! Ты же знаешь. Я никогда не вру.

– Спасибо тебе, милая, за честную критику, – успокоился Погодин и погладил Аллочку по спине.

Фёдор Иванович встал из-за стола и галантно поклонился своей собеседнице.

– Благодарю за компанию, сударыня! – громко произнёс он.

– Да ну что вы! Это вам спасибо, вы так интересно всё рассказываете, – улыбнулась яркой и добродушной улыбкой женщина.

Довольный комплиментом Фёдор Иванович поставил свои тарелки на тележку для грязной посуды и вышел из столовой. И только после этого женщина посмотрела на свои тарелки и поняла, что ни к чему так и не притронулась. Она взяла ложку и стала есть суп. Внезапно из её носа в тарелку закапала кровь.

Женщина, не совсем понимая, что с ней происходит, приподнялась из-за стола, её повело немножко в сторону, и она, задев стол, упала на пол.

Из-за соседнего стола вскочил толстый мужчина.

– Эй! Что с вами?! – закричал он. – Врача сюда! Женщине плохо!

Груша, приподнявшись на носочки, посмотрел через плечо Васи на женщину, которая лежала на полу и дёргалась в судорогах.

– Видал?! – зашептал на ухо Виталик Грушин Васе. – Иваныча послушала – и брык с копыт!

– Ага. Хорош заливать! – ответил Василий. – У тётки эпилепсия, к гадалке не ходи.

В шестнадцатой палате терапевтического отделения стало ещё холодней. Сарнацкая отложила в сторонку газету и накрылась одеялом. Неприятное чувство тревоги накрыло её тело мурашками. Она чувствовала, что что-то не так, что за всем этим холодом стоит жуткий могильный мрак. И пожилая женщина вдруг подумала, – а что, если она чем-то серьёзно больна и ей уже не суждено быть выписанной из этой больницы?..