Андрей Дашков - Домашнее животное

Она была теперь существом из другого мира, в котором все имело свое таинственное значение и, одновременно, не имело никакого значения – мира бродячих собак, крадущихся теней, зыбких лун, ночных невнятных звуков, неузнанных форм и никем не названных ощущений.

Она осталась одна, если не считать Хозяина Ее Вселенной, но его место было слишком огромно, чтобы принадлежать этому миру. Он владел пространством, в котором она жила, небом потолка, землею пола, горизонтом стен, холодным светом и непроглядной тьмой, едой, дававшей силы жить, временем спать и смотреть на мир, видениями, сменявшими друг друга, чудесами прогулок и жестокостью ошейника.

Мысль о том, что спасение может прийти извне, давно не появлялась в ее голове – она жила ощущениями и инстинктами. Для нее больше не существовало властей, законов, государства и ее собственных прав. Поднять руку на Хозяина или хотя бы сбежать – такие поступки казались слишком ужасными и почти не осталось причин, которые могли заставить ее сделать это. Только один, совсем слабый зов, звучавший все реже и реже, но, наконец, дождавшийся своего часа…

Рита шла по дну ущелья, стены которого сверкали огнями, и пыталась привыкнуть к пугающему ощущению свободы. Не было ошейника, связывавшего ее с Хозяином; теперь она сама выбирала дорогу.

Она не испытывала радости по поводу своего внезапного освобождения, потому что воспоминания о случившемся недолго жили в ней. Зато не существовало и чувства вины. Все, что произошло, растворялось в тягучем киселе ее тлеющего сознания, а настоящими казались лишь каменные ущелья, движущиеся силуэты вокруг и жуткое отсутствие ошейника, к которому она так привыкла…

Возможность бежать от Хозяина появилась у нее совершенно неожиданно, но она вряд ли воспользовалась бы ею и даже не заметила бы ее, если бы в это время к ней не пришел необъяснимый зов – из прошлого, будущего или просто из мира за стеной; во всяком случае, этот зов превратил ее волю из бесформенной лужи в быстро текущий ручей, искавший выход. И он его нашел.

Ее побег был случайным, но по-звериному тихим и быстрым.

Наступал вечер.

Она проснулась и сидела, уставившись в темноту, в ожидании прогулки. Какая-то часть ее существа отметила, что после возвращения Хозяина не было слышно привычного скрежета запираемых замков. Дыхание вошедшего к ней человека было тяжелым и смрадным. С ним появился давно забытый Ритой запах алкоголя. Хозяин долго смотрел на нее, слегка покачиваясь, а потом, не раздеваясь, прошел к себе в спальню. Она с тихим отчаянием поняла, что сегодня у нее не будет вечерней прогулки.

Он пренебрег мерами предосторожности не столько потому, что был пьян, сколько из-за твердой и давно сформировавшейся уверенности в том, что его домашнее животное уже не способно на побег.

Он полагал, что убил в Рите не только тоску о потерянном мире, но и саму память о нем.

И он был почти прав.

Тихое отчаяние и далекий зов снаружи выгнали ее из клетки. Она распахнула дверь комнаты, в которой жила и спала на голом полу, и ее взгляду открылся длинный коридор. В конце коридора чернел прямоугольник заветной двери; за этой дверью был ее теперешний рай.

…Давным-давно, в другой жизни, на одной из верхних планет, она пыталась представить себе рай и ей никогда не удавалось сделать это; но зато она очень хорошо представляла приближение к нему – долгий полет внутри мрачного коридора, стены которого были сгустившимся мраком.

С каждым мгновением удалялось оставшееся позади грязное, плоское, человеческое и не было ничего хуже человеческой грязи – омерзительной блевотины с одуряющим запахом. Ни одно животное не могло произвести такой исключительной грязи, какую производили люди, – может быть, потому, что она имела значение только для им подобных…

Но впереди, в конце черного коридора, было разлито волшебное сияние, нежное, как лунный свет, однако обещавшее гораздо больше – целый блистающий мир, слишком прекрасный, чтобы пачкать его жалкими человеческими словами. От этого свечения захватывало дух; даже в снах, а может быть, именно в снах у Риты щемило сердце от тоски по всему несбыточному, тому, что существовало только в конце черного коридора и нигде больше в целом мире. Бывало, она просыпалась со следами высохших слез на висках и после этого целый день была, как больная.

Сейчас ее не коснулась даже слабая тень тех ощущений. Только инстинкт двигал ею, инстинкт, гнавший Риту в ночь.