Андрей Буровский: Сибирская жуть-4. Не будите спящую тайгу

Подходил к концу большой международный экологический конгресс «Рио+6» для стран Тихоокеанского бассейна и Сибири.

Шел завершающий банкет в ресторане отеля «Мияко», и этот банкет (как и все международные банкеты) был испытанием для нервов главы национальной программы «Серое вещество», президента общества японо-американской дружбы, консультанта заводов, референта газет, злейшего врага пароходов (и вообще всего экологически грязного) господина Сумиэ Сосэки.

Весь банкет Сумиэ Сосэки со все возрастающим раздражением наблюдал, как напиваются гости за счет хозяев и как американские экологи задирают юбки пронзительно визжавшим официанткам. Господина Сосэки особенно раздражали эти раскрасневшиеся, возбужденные девицы. Официантки визжали явно притворно, им откровенно нравились американцы, нравилось, что они нравятся, нравилось, когда им нагло обрывают юбки… Вот оно, оскудение нравов, отсутствие воспитания, дикое нарушение приличий! Во времена, когда Сосэки было столько же, сколько этим девицам, никому из его сверстниц и в голову не пришло бы вести себя так развязно! И не то чтобы им запретили… Они бы и сами не захотели нарушать приличия и правила!

Сумиэ Сосэки признавал, что жизнь меняется, и не всегда в худшую сторону. Но вот как ей, жизни, не меняться в сторону развала… А женщинам оставаться, как подобает, скромными и приличными! Японские девушки могли бы вести себя и сдержанней! Взять бы здоровенный прут да вот тоже бы задрать…

Для раздражения были и другие причины: большие, шумные американцы — вечно ведут себя, как дома, громко орут, не уважают старших, хамят и пачкают. По-стариковски вспоминалось приятное — пронзительное тропическое солнце, белый коралловый песок, моторная лодка в прибое; американец бежит от полосы прибоя к тени кокосовых пальм… и его грудь оказывается как раз в прорези прицела рядового императорской армии Сумиэ Сосэки…

Добавлял раздражения и тот факт, что уже несколько лет господин Сосэки никому не задирал юбки. Что характерно — уже и не хотелось. И вместе с визжащими официантками раздражало буквально все остальное человечество… и вообще все на свете.

И тут к президенту подошел господин Ямиками Тоекуда, профессор кафедры доистории в университете Канто.

— Один наш гость… Он делает потрясающее предложение… Мне не хотелось бы самому принимать решения, хотя любой университет…

Вообще-то, Ямиками Тоекуда скорее нравился Сосэки (не говоря о том, что был он личностью известной и уважаемой). Но раздражение нуждалось в громоотводе, и Сосэки только поднял брови, пробормотав ни к чему не обязывающее «Гм…».

— Этот человек предлагает нечто действительно необыкновенное… Правда, он и просит за свое чудо хорошую сумму…

— Сколько? — презрительно бросил Сосэки.

— Миллион долларов. Но дело не в сумме. Я полагаю… тем, что он предлагает, никто не должен владеть единолично. Это есть национальная ценность…

— Ну и что у него там? — Раздражаясь, господин Сосэки невольно говорил не совсем так, как следует беседовать с человеком своего круга, тем более — с известным профессором. Разумеется, все уважительные приставки, все обороты речи, подобающие в разговоре с равным и уважаемым, были на месте… но голос был высокий, почти визг. Таким высоким голосом позволительно было беседовать разве что с официантом или с дворником. Даже с провинившимся студентом Сосэки стал бы говорить тоном ниже. — Так что там у него? Живой динозавр? Бриллиант с куриное яйцо? Женщина с шестью грудями? Имейте в виду, я не верю в эти русские чудеса. Мне уже пытались всучать… — Тут председатель общества прервал сам себя, безнадежно махнув рукой. — Так что у него?

— Живой мамонт, — кратко отозвался Тоекуда.

Глаза Сосэки весело округлились. Кажется, почтенный профессор трудился слишком интенсивно, а на банкете очень уж налегал на коньяк…

— Простите… Вы это вполне серьезно?