Джеймс Херберт - Оставшийся в живых

Клеменс послушно посветил, но никто ничего не увидел.

– Оно... она, должно быть, спряталась за ограждение, – упорно настаивал Клеменс.

– Господи, ну давай сюда фонарик, – резко оборвал его Спеллинг и решительно направился к боковому нефу, светя перед собой. Клеменс и Грин молча наблюдали за тем, как его силуэт скрылся за каменным ограждением и исчез из виду вместе со светом фонарика. Внезапно они оцепенели, услышав глухой стон, донесшийся до них из нефа. И тут у них вовсе перехватило дыхание, когда они увидели, как над ограждением медленно появляется жуткое призрачное лицо, кошмарно искаженное контрастом глубоких теней и яркого света.

– Ну ты, дурак полоумный, Спеллинг! – воскликнул с облегчением Грин, хотя в глазах у него стояли слезы.

Корчась от смеха, Спеллинг вышел из-за ограждения и убрал фонарик из-под подбородка. – Ну что, получил? – только и смог выговорить он между приступами душившего его истерического смеха.

Грин сделал вид, что собирается запустить в него банкой с краской, и Спеллинг, изображая испуг, бросился бежать вдоль прохода, высоко подбрасывая колени.

– Дурак полоумный, – крикнул вслед ему Грин.

– Тс-с-с! – зашикал на них Клеменс, обеспокоенный поднятым шумом.

Неожиданно Спеллинг выключил фонарик и помчался вдоль узкого прохода между скамьями, споткнулся и растянулся на полу во весь рост. Он лежал, тяжело дыша, пытаясь справиться с охватившим его смехом.

– Кончай, Спеллинг! – послышался из темноты громкий шепот Клеменса. – Включи этот чертов фонарик. Пошли, Грин, отсюда, если он и дальше будет разыгрывать из себя идиота.

Но Грин уже тоже включился в игру. Его нигде не было видно.

– О Господи, и ты туда же! Ну что вы нашли в этом смешного! – злость Клеменса росла вместе с чувством боязни темноты. Он круто повернулся, услышав позади резкий звук удара и приглушенный смешок. – Выходи, Грин. Я знаю, что ты здесь! – Он начал впадать в отчаяние. – Если ты будешь продолжать в том же духе, я ухожу!

Внезапно он заметил на скамье в одном из задних рядов какую-то белесую тень, в испуге сделал шаг назад и зацепил каблуком банку с краской, та опрокинулась, и содержимое растеклось по полу липкой лужей, залив только что намалеванный рисунок.

Спасая от растекающейся краски свои туфли, Клеменс, пятясь, отступал до тех пор, пока под колени ему не уперся край скамьи переднего ряда, и он тут же плюхнулся на нее. Он сидел, тяжело дыша, его застывший взгляд был устремлен прямо вперед и чуть вверх на неподвижное белое пятно в одном из задних рядов. Он не заметил, как из-за его спины появилась бледная, похожая на когтистую лапу рука, медленно приблизилась и вцепилась ему в плечо.

– У-у-у! – раздался вой Грина.

Клеменс закричал, сжался в комок и свалился на пол, пытаясь освободиться от того, что его схватило.

– Заткнись, болван! Ты что, хочешь чтобы все сбежались сюда на твои вопли? – Грин со злостью смотрел на рыдающего на полу Клеменса и почти пожалел о своей маленькой шутке. Если их обнаружат в церкви да, вдобавок ко всему, еще и разлитую по всему полу краску, им не миновать грандиозного скандала. – Я думаю, нам самое время сейчас сматываться. Где Спеллинг? Ну, пошли же, идиот, пока нас не засекли! – Последние слова он прошипел в сторону расположенных через проход рядов скамеек. Именно в этот момент он заметил белесую фигуру.

– Спеллинг! Это ты, что ли? – неуверенно спросил он.

Клеменс проследил за его взглядом, но в полумраке трудно было что-либо разглядеть. До них донесся глухой, хриплый смех.

Скорчившийся на полу возле передней скамьи Клеменс вдруг увидел и другие фигуры, похожие на тени, сидящие в темноте. Они, казалось, почти не двигались и в то же время ни на мгновение не оставались неподвижными. Медленно, выгнув шею и повернув голову, он посмотрел на Грина и увидел, что скамьи на их стороне тоже заполнены темными, призрачными фигурами. Внезапно послышалось глухое, похожее на шепот, бормотание; оно разливалось под сводами церкви, превращаясь каким-то непостижимым образом в оглушительный шум, заполняющий головы ребят. И над всем этим шумом звучал смех злобный, жестокий, исходивший от зыбко маячившей напротив белесой фигуры. Воздух наполнился смрадом от чего-то сгоревшего или опаленного; он накатывался на ребят волнами, вызывая приступы тошноты.

Спеллинга, который все еще лежал, растянувшись на полу, эти звуки парализовали, мышцы у него на спине свело судорогой. Пытаясь встать, он втянул руку, и она коснулась чего-то хрупкого и шелушащегося. Его пальцы, перемещаясь вдоль странного предмета, наткнулись на нечто напоминающее лодыжку, и он ощутил под рукой покрытую сухой, хрустящей коркой плоть.