Джеймс Херберт - Оставшийся в живых

По мере того, как день приближался к вечеру, восторги Клеменса относительно их затеи все больше и больше угасали. Это глупая идея! И, кроме того, ночью в церкви довольно-таки жутко. Спеллинг пригрозил врезать ему, если он не перестанет ныть. Он считал, что это наилучшая шутка из всех, что были придуманы за все годы существования Колледжа, может, даже за столетия! А какая возможность проучить старого Григс-Мида, директора Колледжа, этого самовлюбленного ублюдка! Ему придется сменить нудные нравоучения насчет того, что зло таится внутри нас. Мы дадим ему возможность убедиться, что зло – это реальная, физическая, живая сила! Так сказал Деннис Уитли!

Грин снова хихикнул.

– Ну-ка, пошевеливайтесь, болваны! – прикрикнул он вполголоса. – Давайте за дело.

Спеллинг еще раз воровато оглянулся вокруг, затем вынул из кармана брюк длинный блестящий ключ. Он аккуратно вставил его в замочную скважину, и все трое, затаив дыхание, напряженно замерли. Спеллинг начал было поворачивать ключ и вдруг шепотом воскликнул:

– Дверь не заперта!

Все также осторожно он слегка приоткрыл дверь, мысленно благодаря Бога за то, что Сондерс не забывает смазывать петли.

– Пойдем отсюда, Спеллинг. То есть, я хочу сказать, раз дверь не заперта, значит там уже кто-то есть, – сказал Клеменс, нервно озираясь вокруг.

– Да нет же, посмотри! Вокруг совсем темно. Просто этот старый дурень Сондерс, должно быть, забыл запереть дверь. – Спеллинг сунул голову в щель, затем проскользнул внутрь. – Идите сюда, – услышали они из темноты его голос.

– Давай, Клеменс, ты – первый. – Грин грубо втолкнул Клеменса в дверь, за которой тот получил еще один хороший толчок, налетев в темноте на Спеллинга.

– Осторожней, ты, идиот! – прошипел Спеллинг. – Давай, Грин, входи и закрой эту проклятую дверь. Тогда мы сможем включить фонарик.

Третий заговорщик прошмыгнул в щель, прикрыв за собой дверь, и очутился в тамбуре церковного притвора.

Темноту прорезал тонкий луч света – это Спеллинг включил свой миниатюрный фонарик.

– А вы уверены, что здесь больше никого нет? – спросил встревоженный Клеменс.

– Ну, вряд ли кто-нибудь смог в темноте подняться наверх по ступенькам, – ответил Спеллинг. – А теперь заткнитесь и вперед! Давайте за мной.

Он стал осторожно подниматься вверх по широким деревянным ступеням, и двое других торопливо последовали за ним, чутко прислушиваясь к каждому скрипу и потрескиванию старой лестницы.

Добравшись до двери, ведущей в притвор, они к своему удивлению обнаружили, что и та тоже была незаперта.

– Будь я проклят, если старый Сондерс не набрался как следует, – воскликнул Грин. Он хмыкнул. – Знаете что, когда будем уходить, мы все запрем за собой вместо него.

Остальные одобрительно, но как-то нервно захихикали. Спеллинг снова просунул голову в дверь и посветил тоненьким лучиком фонарика по стенам притвора, довольно просторного помещения, по размерам вполне соответствующего небольшой общинной церкви. Заговорщики внимательно прислушались и, убедившись, что кругом все тихо, вошли в украшенный геральдическими атрибутами притвор, а затем, осторожно ступая по вымощенному каменному плитами полу, направились ко входу в главное помещение церкви. Клеменса не оставляло предчувствие, что сейчас вдруг вспыхнет свет и грозный голос спросит, что им здесь нужно. Но все было спокойно.

Внутри самой церкви было гораздо светлее благодаря высоким витражам, пропускавшим свет снаружи в виде бледных пятен. Однако Клеменсу все казалось мрачным и зловещим, и если бы Грин не шел за ним буквально по пятам, он тут же повернул бы назад и дал деру. Трое мальчишек пристально вглядывались в глубину церковного зала с уходящим вверх куполом, веерообразными сводами и рядами расположенных друг против друга и разделенных широким проходом скамей из темного дерева, украшенных великолепной резьбой; на самых дальних были нанесены имена бывших выпускников Итона, ставших впоследствии богатыми и знатными. Величественный мраморный алтарь с находящимися позади него роскошными гобеленами был едва виден отсюда, а настенные изображения, занимавшие переднюю часть церкви, казались бесформенными темными пятнами.

Никто из троицы не заметил фигуры в белом облачении, сидящей в темноте в одном из задних рядов. Но все трое почувствовали внезапный пронизывающий холод, пробирающий до самых костей.

– Господи, тут чертовски холодно, – пробормотал Спеллинг.