Андрей Дашков: Двери паранойи

Подо мной материализовалось нечто среднее между стоматологическим креслом и электрическим стулом. Сидеть на нем было довольно удобно, если забыть о его назначении. Мои руки и ноги оказались пристегнутыми к подлокотникам, голова была начисто выбрита, а на лоб надвинут мученический венец, сплетенный из чего-то металлического, хорошо проводящего ток.

Я даже вспомнил название процедуры: спецобработка. Вроде электросудорожной терапии, но не совсем. Гораздо хуже, черт подери! Если вас при этом привязывают, вы имеете хорошие шансы вывихнуть челюсть, плечевые и прочие суставы, а то и переломать себе кости или позвонки. В довершение всего, электроды и мой скальп были абсолютно СУХИМИ.

Таким образом, на «пациента» я уже не тянул и куда больше смахивал на цыпленка, ощипанного и приготовленного для прожаривания в микроволновой печи. Ну что ж, в конце концов, это должно было произойти еще год назад…

Я оказался не единственным, кого собирались «обрабатывать». К гинекологическому креслу, установленному прямо напротив меня, была пришвартована Эльвочкина тушка; подол разорванного по швам платья для беременных был задран до самой груди; мохнатое отверстие под вспученным животом выглядело зловеще, словно черный туннель под горой, из которого могло выскочить все что угодно. Говоря по правде, только на это я еще и надеялся.

Но Эльвира находилась в сознании, и ее глазки буравили меня с прежней ненавистью. Душа этой стервы была свободна как никогда. Кто-то вынул из ее мозга адскую машинку.

Мою голову зафиксировали намертво. Я бросил взгляд вправо, рискуя остаться косым на всю недолгую жизнь. Похоже, это уже не имело особого значения.

К соседнему электростульчику была привязана Ирка – ее голые соблазнительные ножки я узнал бы из миллиона пар. Я дернулся, пытаясь освободиться. Кто-то засмеялся. Действительно, было немного смешно. Остро пахло нечистым человеческим телом. И звериным телом тоже.

– Какого хера он дергается? – брезгливо спросила Эльвира из недр своего благостного распятия.

– Пуганый придурок. Ветеран. – Я опознал голос Виктора.

– Кончил бы ты его побыстрее.

– Шеф не любит, когда разбазаривают материал.

– Граф, мать его! – завопила Эльвира, оскорбленная в лучших чувствах. – Гермафродит траханный! Хотела бы я видеть, как он сдохнет!

– Увидишь, – пообещал Виктор. – После процедуры.

– Слушай, а это не больно?

Ответить он не успел. Оба заткнулись, когда появился латинос.

Специфический запах помойки, сырой земли и козлятины усилился во много раз. Судорога буквально ввинтила меня в кресло. Все мыслишки исчезли. Остался страх – чистый, как стерилизованное лезвие хирургического скальпеля…

Лицо жреца рассыпалось на кусочки жирного мяса; я не мог собрать их воедино; казалось, что плоть ежесекундно меняет рельеф, словно потревоженный зыбучий песок. Помню только засаленные косы и два фетиша, один из которых вскоре оказался у Эльвиры между ног. Другой, очевидно, предназначался для Савеловой. Я не пытался увидеть, что этот заплесневелый сатир делает с нею. С меня хватило и звукового сопровождения…

Рука Виктора появилась в поле зрения и сунула мне в зубы резиновый валик телесного цвета со следами укусов. Кто-то уже измочалил его до меня. Судя по твердости резины, бедняга побывал на седьмом небе.

Виктор обнял меня за шею и зашептал на ухо:

– Я знаю, ты меня слышишь. Ты что, думал, пройдет этот номер? Этот дешевый маскарад, мать твою?! Видишь эту тупую куклу? Я вырежу из нее матку, а из твоей девки выплавлю оставшиеся мозги. А потом мы с нею будем любить друг друга до смерти. Угадай, кто умрет первым? Готовься, дуралей! ОН называет это изгнанием босса…

Поскольку во рту у меня была резиновая кость, которую я злобно грыз, мой ответ получился невнятным. Впрочем, никто и не пытался его стенографировать.

Виктор подошел к сименсовскому распредпункту.

И включил автоматический выключатель.

Прежде чем через меня прошла первая полуволна тока, Эльвира дико завыла. Ее ляжки разъехались еще шире, сочленения удерживающих приспособлений заскрежетали, кресло закачалось.

Меня начало трясти; зубы вонзились в резиновый кляп по самые десны.

Реакция Виктора была мгновенной. Он выхватил свою пушку и принялся палить Эльвире в живот. Поздно!

Из ее детородного органа вывалилось что-то черное, еще более зловонное, чем латинос, бесформенное, безразмерное. Чернильное пятно.

Если бы я мог, я расхохотался бы. Вот вам, скоты, подарочек от босса!