Андрей Дашков: Двери паранойи

Полчаса – это всего лишь абстракция, символ в некорректном уравнении. По другую сторону знака равенства могут находиться секунды или годы.

…Ощущение было таким, словно меня мгновенно заморозили. Похоже на «флэш», но с огромным минусом. Я тщетно пытался сдвинуться с места или хотя бы сдвинуть с мертвой точки остекленевшее сознание. Голова налилась ледяной тяжестью, превратилась в задницу огромного Ваньки-встаньки, и я опрокинулся в сон – только мелочь весело зазвенела, посыпавшись из карманов.

Мне снилось, что у меня все о-кей. Прошел дождь из лунных дисков, и я начал движение прямо с того места, где Виктор обнюхивал Эльвиру. Надо было всего лишь раздвинуть руками желеобразный воздух и затолкать его в свои легкие. С этого момента я снова дышал, ходил, разговаривал…

«Шоу» быстро превратилось в хеппенинг в духе «театра жестокости» Арто, а хеппенинг оказался липким, как варенье, и уже не отпускал угодивших в него мух. Чем сильнее мы сопротивлялись наваждению, тем больше оно поглощало нас. Когда больных больше, чем здоровых, здоровым приходится совсем тяжко. Они лишены даже возможности отсидеться в психушке. Степень тупости или цинизма не имеет значения. Рано или поздно нарастающая угроза существованию заставляет действовать по правилам новой реальности. Впрочем, любое действие сводится к судорожным попыткам уцелеть.

Бесконечный сумеречный лабиринт дворца… Отдаленный и несмолкающий грохот барабанов… Гимны жрецов, чирикающих, словно издыхающие птицы… Удушливый кошмар, втиснутый в разветвленные каменные норы…

Третий день мистерий Осириса, хотя снаружи – неподходящий сезон умирания природы. Но спустя всего несколько тысяч ударов сердца о «снаружи» уже мало кто вспоминает.

Катарсис через преображение… Чумная философия, ищущая откровений и тайных мотивов на краю погибели… Толпы некрофилов и фетишистов, потерявших всякое представление о том, где остались их кормушки, погремушки и возлюбленные трупы, бродят среди собственных мумифицированных ночных страхов. Каждое тело – сегмент червя, переползающего внутри окаменевшей губки.

Время показывать истинные лица, но последняя маска – это кожа, а истинное лицо – улыбающийся череп. Или узор, который составляет намагниченная пыль, выстраиваясь вдоль силовых линий…

Я измерял на себе клинический эффект азартной игры «убей меня нежно». Для босса это всего лишь еще один сумбурный сон. Как выяснилось, он тоже стал жертвой коллективного бессознательного. Его занятие – бальзамировать покойников и целые измерения. Заново придавать им форму на компьютеризированных и электрифицированных подмостках четырехтысячелетней давности.

Подразумевается, что жизнь – страшная штука, но это доходит до самой печенки только тогда, когда ее вырезают ржавым кухонным ножом.

Уже через пару часов я заблудился в этом проклятом Луна-парке для жертв массового гипноза. Могучая кучка распалась на чахлые индивидуальности. Эльвиру я потерял во время жертвоприношения «безрогого козла». В приступе кровожадности она отстегнула несколько тысяч «зеленых» за то, чтобы лично перерезать ему глотку опасной бритвой (сумма включала в себя стоимость утилизации зомби). Фариа и Верка откололись чуть позже, смытые волной ритуального шествия с гробом, возглавляемого диксилендом, который наяривал импровизации на тему «Возьми пять».

Я рыскал в поисках Ирки или хотя бы Макса – иногда в кромешной тьме и непременно с риском для жизни. Питаться приходилось похищая с лобных мест мясо сомнительного происхождения; при этом поблизости частенько оказывались старые знакомые из «Националя» и «Трех семерок», которые живьем сдирали кожу с мечтательных девушек. У человечины всегда был горький привкус – вероятно, результат разлития желчи. В угарной атмосфере я пытался не забыть о диске с записью суицидального кода, который все еще обретался в моем нагрудном кармане. Я все искал, куда бы его вставить, – примерно так же, как генеральская вдова стремилась найти применение лишней свечке. Это стало почти навязчивой идеей.

Оторвавшись от банды амазонок, желавших испытать мою стойкость при помощи молодых побегов бамбука, я очутился в глухом уютном тупичке, где голодные крысы пищали, сношались и грызли кабели. Тут я наткнулся на компьютерный терминал, замаскированный под алтарь. Новые варвары уже заляпали его кровью и спермой, но микропроцессорный свинопас еще функционировал. Надо было только разобраться с идеограммами, обильно рассыпанными по экрану.