Наталья Иртенина: Трудно быть бесом

— Черт… как вы себе это представляете?

— Вы будете демонстрировать вашу мужественную жопу перед входом в салон…

— Сам демонстрируй, придурок, — нелюбезно отозвался Кустоедов и бросил трубку.

Утро выдалось бурное. В следующие два часа он отверг одно за другим предложения сделаться сольным подтанцовщиком восходящей эстрадной звезды; живой рекламой в туристическом агентстве — демонстрировать жопой экзотические виды далеких стран. Пикантной приправой к блюдам в ресторане для любителей экстремального питания и острых ощущений, где его жопу будут представлять клиентам в качестве поставщика продукта, из которого изготовлено то, что они в данный момент едят. Натурщиком для серии холстов «Одиночество жопы». Последний вариант принадлежал меланхоличному художнику. Со сдержанной грустью в голосе он сообщил, что жопа Кустоедова вселила в него вдохновение, тем самым вытащив из затяжного творческого кризиса. Кустоедов посоветовал художнику изменить концепцию на «Счастье жопы» и шагать на нудистский пляж. Меланхоличная творческая личность обещала подумать.

Весь день Кустоедов упивался славой своей жопы, но ему хотелось большего. В нем вдруг пробудилась амбициозность. Ему виделись жопы, много жоп, приведенных им к славе. Он возмечтал о шоу-индустрии Жопы. Как ни странно, эта мечта посетила в тот день не одну только его счастливую голову. Когда очередной незнакомый голос в трубке предложил ему войти в оргкомитет конкурса на самую красивую жопу, Кустоедов не колеблясь сказал «Да».

В возбужденном мозгу быстро зароились планы: регулярный общероссийский конкурс на самую красивую жопу среди мужчин, среди женщин, конкурс на самую умную жопу, на самую большую, самую оригинальную, самую и т. д. и т. п.

Дульзибал оторвался от кляузы и зарылся в воспоминания о работе . О том, как в те дни он метался от одного человеческого существа к другому, разрываясь на части. О том, как тяжело раскручивалась вся эта история, хотя внешне все выглядело, конечно, легко, изящно, словно происходило само собой. Но ни о каком «само собой», разумеется, и речи быть не могло. Начиная с тех самых снов Переплюева. Техникой наведения нужных сновидений Дульзибал владел блестяще еще с тех пор, когда имел только первую степень, то есть значился обычным бесенышем-хулиганом.

Многие бесы так и остаются с первой степенью. Их потолок — гадить, мерзопакостить, облапошивать. Уже вторая степень презрительно зовет их барабашками. Вторая — это куда серьезнее. Сколько человеческих душ геенна приобрела благодаря второй степени! Благодаря всем этим развратителям, суккубам и инкубам, деймонам, умело разжигающим похоть, зависть, алчность, ненависть. Многим нравится вторая степень, и они не претендуют на следующие. Дульзибала не интересовала даже третья. Ему нужна была только последняя — четвертая. Но и третья давала пищу гордому бесячьему честолюбию. Эта степень владела умами человеческими — заводила новые моды, организовывала нужный уклон общественного мнения, плодила «властителей дум» и кумиров, помогала рождаться правильным направлениям науки, философии, искусства. Масштаб деяния — преогромный. И все же меньший, чем у четвертой. Ибо четвертые творили человеческую историю. Точнее, кроили и перекраивали.

Так вот, разрываться в те дни приходилось прямо-таки на кусочки. Везде поспеть, тому нашептать, этому отдавить любимую мозоль, чтоб пошевеливался, что надо — синхронизировать, чего не надо — ликвидировать, вовремя подлатать образовавшиеся дыры в процессе, там подсуетиться, тут… ну и все такое прочее.

Главное было — быстрота, натиск, внезапность. Никакой постепеновщины. Времена у людей давно изменились. Это раньше, века два-три назад поспешность во внедрении любой, даже завалящей идеи грозила провалом. Людишки были неповоротливые, скоростным прогрессом не обласканные. Новейшие веяния туго в них входили. Не то сейчас. Совсем не то. Блицкриг — вот что пробирает людские душонки до самых печенок. У них так много всего, и все надо попробовать, всем насытиться. А жизнь коротка. Впрочем, это лирика.

Шоумен, продюсер, пиар-менеджер, а за ними и рядовой обыватель не в силах противиться этой бури и натиску. Свежий объект потребительского обожания и соответственно прибыли очаровал и заворожил их новизной, необычностью, так сказать, брутальностью, абсолютным своим демократизмом. Эта очарованность Жопой сыграла свою роль и в создании новой рыночной ниши, и в выработке суперсовременного взгляда на мир — ясного, заманчивого, открывающего новые горизонты восприятия реальности.