Александр Варго - Приют

Перед глазами все плыло, очертания предметов были нечеткие и размытые, будто он находился под водой. Виски сдавливало, как в огромных тисках, сердце колотилось, как поршень в перегревшемся двигателе. Горло пересохло, дыхательные пути сузились до игольных ушек, изо рта вырывался сиплый свист. Ужин лез обратно, хотя измученное сознание с готовностью подсказало ему, что дело-то вовсе и не в ужине, благо холодное мясо с хлебом – не самый худший вариант в теперешних условиях. «Просто у тебя началась ломка», – зловеще шептал незнакомый голос, даже это был не голос, а какой-то звериный хрип.

Митричу, или Дмитрию Шевцову, было очень плохо. Открыв глаза, он некоторое время лежал молча, уставившись немигающим взором в черноту за окном. Он вспомнил, что какая-то женщина сделала ему укол, и на мгновение ему стало немного лучше, даже почти хорошо, чего там лукавить. Потом его телом овладела странная необычайная слабость и…

(ты уснул…)

Да, он уснул. Точнее, провалился в беспамятство. А сейчас Митрич чувствовал, как его тело начинает скручивать, как скручивают, выжимая, мокрую простыню. Конечности стало покалывать миллиардами крошечных невидимых иголок, острых, как жала пчел. Но он понимал и даже знал, что это не боль. Это не боль. В сравнении с настоящей болью (как же его пугает это слово!..) это просто ласковое поглаживание девичьими ручками.

Боль… Какое жуткое слово. От него веяло холодом и призрачным ужасом. Митрич знал, и знание это пугало его еще больше, оно повергало его в пучину отчаяния и безысходности. Настоящая боль еще не пришла. Она рядом, совсем рядом. Как уродливая рептилия, спрятавшаяся после сытного обеда в каком-то сыром ущелье, она проснулась и снова хочет есть. И очень скоро эта тварь ворвется в его искалеченное тело, вгрызаясь в плоть и мозг кривыми когтями, вырывая мясо и сухожилия, вонзаясь в мозг зубами…

Он всхлипнул. Что-то стало с его памятью. Сегодня у него с Яриком был неудачный день, это он знал точно, но, что конкретно произошло с ними, он был не в состоянии вспомнить. Какие-то женщины, машины, закусочная…

Тело скрутило с новой силой, и Митрич вскрикнул. Она скоро будет здесь.

«Боже, помоги мне!» – срывающимся голосом прошептал юноша. Мозг обволакивало туманом, перед глазами мелькали обрывки воспоминаний из его жизни. Тетя Варя, Митрич с его дурацкой музыкальной группой, его паук Крейсер… где он?

Митрич покрылся ледяным потом, руки и ноги мелко дрожали, как в ознобе, изо рта вытекла струйка слюны.

«Пожа… по… пожалуйста, не мучай… – захрипел он. – Только один… последний раз, и я… все будет по-другому. Черт!..» – Он тихо застонал, перевернувшись на живот. Бок пронзила острая боль. У него начались судороги. Захлебываясь вязкой слюной, Митрич колотил руками и ногами, мыча и плача одновременно. Он до крови прикусил губы, и откуда-то из глубины мозга неожиданно, как дохлая рыба на поверхность водоема, всплыла мысль: «Ты забыл об одной вещи, Митрич. Вспомни, и получишь при-и-из…»

Ему удалось усесться на сиденье (он что, в машине?), и он невидяще уставился вперед. Слезящиеся глаза выхватили из темноты немаловажную деталь: он был не один. Впереди, на переднем сиденье автомобиля кто-то сидел.

Сквозь мечущиеся перед глазами искры и пелену боли он разглядел, что перед ним девушка.

«О какой вещи я забыл? О КАКОЙ, МАТЬ ТВОЮ?» – икающим голосом возопил он. «О какой? О какойокакойокакойокакойо…» – Его жалобное блеяние прервал твердый голос сидящего впереди человека:

– Заткнись, идиот.

Он закрыл рот и вытер трясущейся рукой обслюнявленный рот.

«Карманы. Карманы твоих брюк».

Митрич тупо смотрел на сидящую впереди девушку. Почему он решил, что перед ним девушка? Голос был бесполый, но что-то убеждало его в том, что это девушка, более того, это была очень красивая девушка, Митрич был уверен в этом.

Бормоча какую-то чушь, он торопливо вывернул карманы, и в одном из них обнаружил свернутый шарик из фольги. Измазанные грязью и кровью пальцы молодого человека нервно щупали его, словно проверяя, не сон ли это и не исчезнет ли он в следующее мгновение. Но нет, он оставался на месте, такой восхитительно теплый, согретый телом Митрича, такой кругленький и аппетитный, как сосок девственницы. Правда, сейчас Митрич не променял бы этот чудесный шарик на миллион сосков как девственниц, так и самых опустившихся шлюх.

«Посмотри еще!» – настойчиво проговорил сладостный голос, и Митрич беспрекословно подчинился. Покопавшись еще, он – о чудо! – извлек еще один такой же шарик-близнец. Этого будет вполне достаточно…