Лис Арден - Мастер теней

— Прекрасные сеньоры, — поклонившись, начал речь Пейре Бетизак, — будучи в последнее время свободным от повседневных дел, столь отвлекающих нас от вечности, я окинул мысленным взором дела мои и совесть мою. Сильно прогневал я Господа, ибо — чистосердечно признаюсь в этом — давно уже уклонился я от веры. Никак не могу я поверить в Святую Троицу, равно как и в то, что Сын Божий мог так унизить себя, родившись от обычной женщины, каковая ну никак не могла после родов остаться девственной. Кроме того, я думаю — и говорю вам об этом — что когда мы умрем, никакой души не останется.

— Господи Иисусе! — ахнул один из дознавателей, — Вы что, совсем спятили, Бетизак?! Даже и за половину сказанного вами полагается костер! Одумайтесь, вы же всегда были добрым христианином!

— Не знаю, — нарочито небрежно хмыкнул Бетизак, — огонь или вода полагается за мои слова, но я этого мнения держусь с тех пор, как себя помню, и буду держаться всегда.

Почти сразу же его отвели обратно в тюрьму, но не в прежнюю камеру, а в подземную одиночку, предназначенную для особо опасных преступников и отъявленных врагов веры, где приковали к стене и оставили одного в кромешном мраке и холоде. Тюремщику было приказано, чтобы ни одна живая душа, ни мужчина, ни женщина, не могла поговорить с узником, дабы никто не мог отвратить его от сделанных признаний.

Во время королевского обеда мэтр Роже Грезийон сообщил его величеству о новом повороте дела. Карл VI пришел от его слов в полнейший восторг, замолотил ложкой по супу-пюре из куропаток с каштанами, забрызгав весь стол. Затем он вскочил и принялся носиться по комнате, приплясывая и кривляясь.

— Мы желаем, чтоб он умер, да-да-да! Бетизак еретик, вор и мошенник! А дядюшка пускай лопнет от зависти — я теперь сильнее его, вот возьму и сожгу его лучшего слугу…

Внезапно король прервал свои нелепые пляски и замер посреди комнаты в странной позе: колени полусогнуты, спина сгорблена, и как-то по-птичьи вытянута шея.

— Это не я!.. Это он сам виноват, он первый начал!… Меня никогда не любил, только обижал, да! Я… помню… все… Дядя Жан, отдай мой мячик, нет, нет, не кидай в окно, пожалуйста, нет!!! Не смотри на меня так! Я… я не дурачок, я король Франции! Я вам всем покажу, вы у меня наплачетесь… Они первые меня обидели, они злые, уберите их от меня! Кормилица, не уходи, можно, я пойду с тобой, а?.. ты такая добрая, теплая… мне без тебя плохо, почему ты ушла? Ай!.. Ай!… - король внезапно подпрыгнул и принялся трясти головой, словно стряхивал с волос нечто невидимое, — Отстань от меня, не трогай мои волосики… Уйди, ты мне не нравишься!.. Мне страшно, мне страшно, мне страшно-о-о-о…

Его величество, король Франции Карл VI, бессильно рухнул на пол; похожий на кучу пестрого тряпья, он тихо подвывал и мелко-мелко трясся. К нему подбежал старый слуга, ходивший за ним, как за ребенком, поднял с полу и увел укладывать в постель. Уж он-то знал, что нужно делать — укутать его величество потеплее, да горяченького молочка с медом, да ноги растереть мятным маслом, да сказку рассказать… глядишь, и успокоится, уснет…

— Эй, малый, твоя работа такая — небось все городские новости знаешь… так скажи, для кого это эшафот возводят, да еще на главной площади? Что, за ворота теперь не водят? — с таким недоуменным вопросом обратился к хозяину трактира Пьер Меспен — один из рыцарей, посланных Жаном Беррийским за своим казначеем. Он с другом, сиром де Нантуйе, коротал время в ожидании выдачи Бетизака, выясняя достоинства местной виноградной лозы. Они заняли угол в трактире, находившемся в одном из переулков рядом с площадью, где и творилась работа, столь их удивившая.

— Э, да вы, видать, не местные, добрые господа! Это костер для Бетизака, гори он в аду! Вот уж истинно король, его величество, свое благоволение нам, сирым, явил — избавил нас от этого кровососа, от выжиги этого чертова, прости меня Господи! Уж сколько нам зла да неволи от него пришлось терпеть — и не передать! Что ни год — так новые налоги, да поди попробуй не заплати… сейчас же разорит, по миру пустит, еретик проклятый… Чего желают добрые господа? Вы уж простите великодушно, если я чего не так сказал, радость-то какая, поневоле обомлеешь!

Добрые господа (несколько обескураженные с виду) пожелали еще вина; хозяин торопливо удалился.

— Что здесь происходит, Пьер? Мы что-то упустили? Мессир Беррийский сказал ясно: передать письмо, дождаться выдачи казначея и привезти его к нему. Какой, черт его дери, эшафот?!