Александр Варго - Кукла

«Как?! – металась в голове Серого мысль. – Колун жив?»

– Колун говорит, что это ты настучал на Симу, – скучающим голосом промолвил Гия.

Несмотря на всю выдержку, Серый побледнел, и воры, кажется, это заметили.

– Это серьезная предъява, Гия, – сказал он с расстановкой. – Я бы хотел взглянуть на него и услышать это от него самого.

– У тебя будет такая возможность, – сказал Гия. – Но пока его нет, мы бы хотели выслушать твои возражения. Пока так, неофициально.

Серый лихорадочно соображал. Если завтра сюда приедет Колун, ему хана. И с этой сходки его вынесут вперед ногами. Убить их прямо сейчас? У него с собой был самодельный складной нож, и владел он им мастерски, но даже если он перережет их всех, ему и его семье останется жить считаные часы. Нужно хотя бы как-то оттянуть время.

– Ты, Гия, пока еще не прокурор, чтобы я тебе душу свою изливал да в грехах признавался, – сказал Серый, тщательно выговаривая слова. Глаза грузина опасно блеснули, но Серый знал, что по воровским понятиям сейчас он прав, поэтому решил идти до конца.

– Не мне тебе говорить, что светит за стукачество, – сказал он. – Так что пусть будет по закону. Лично я срал на этого Колуна с Эйфелевой башни, он сам был фуфлыжником и ссученным, и слова его не стоят плевка туберкулезника. Поэтому сейчас я уезжаю и буду разговаривать только в присутствии всей сходки. Я все сказал. Жаль потраченного времени. Пишите письма.

Жало что-то пробормотал на ухо Гии, тот мрачно улыбнулся, и лишь Цахир с неприкрытой яростью глядел вслед уходящему Серому. Он буквально чувствовал кожей их обжигающие взгляды.

– Что это? – удивленно спросила Алла.

Лида отстраненно глядела куда-то в угол, рисовать ей уже надоело. Зато Алла с большим интересом изучала творение дочери. На одной картинке были изображены они всей семьей, смеющиеся, с веселыми рожицами. Над головами светило солнце, летали птицы. На обороте тоже они втроем, только и она, и Виктор в горизонтальном положении, а вместо солнца – луна.

– Почему мы c папой здесь лежим? – спросила Алла, на что последовал незамедлительный ответ:

– Вы заболели.

Алла хмыкнула про себя, принявшись рассматривать другой рисунок. На нем была нарисована равнина, больше похожая на пустыню, заходящее солнце бордового цвета. Картину завершали нечетко прорисованные фигурки людей, прямо на фоне заката, в нелепых позах зависшие на самом горизонте, словно висельники. Лида заштриховала их полностью, не вырисовывая детали, будто бы люди были в тени от падающего света.

– А это что?

– Как что? – раздраженно воззрилась на мать девочка. – Это и есть Долина Теней.

Это было произнесено таким тоном, словно Алла была непроходимой тупицей. Лида выудила из коробки простой карандаш и принялась его старательно точить, изредка пробуя указательным пальцем грифель. Она точила долго и упорно, высунув от напряжения кончик языка, и Алла невольно улыбнулась. Кукла сидела рядом с девочкой, со стороны казалось, что она с огромным увлечением наблюдает, как Лида точит карандаш.

Мозг Аллы машинально отметил, что волосы куклы были распущены и золотыми локонами лежали на ее плечах. Неужели Лида сама расплела косы? Да еще так расчесала волосы? Вот молодец!

Третья картинка, нарисованная дочерью, была тоже малопонятной, и она решила не докучать расспросами Лиде. Вдобавок у нее началась мигрень, и женщина решила прилечь. Она посмотрела на часы. Где это, интересно, Виктора носит?

Она скинула тапки и прилегла на диван, уютно поджав ноги. Засыпая, она слышала, как поет Лида. Она пела нескладно, но все равно ее голос звучал счастливо. Потом сквозь дрему ей почудилось, она слышит какой-то грубый, животный голос, будто бы у говорившего была каша во рту, и этот неразборчивый голос о чем-то упрашивал, упрашивал… а потом приказывал…

Ее вырвала из цепких объятий сна нечеловеческая боль в левом ухе. Она охнула, пытаясь встать с кровати. Очертания привычных предметов в комнате были расплывчатыми, она усиленно моргала, думая, что же могло вызвать такую боль, которая быстро распространялась куда-то вглубь, прямо в мозг.

– Лида! – простонала Алла, скатываясь с кровати.

Серого так и подмывало утопить педаль газа до упора, но он пересилил себя. Не мигая, глядел на уносящуюся под колеса дорогу, на мелькающую разметку. Как быть? У него срок до завтрашнего дня. Сегодня они вряд ли что будут предпринимать, никто не посмеет чинить самосуд. Он постарался взять себя в руки.