Наталья Иртенина - Зов лабиринта

– Свет могут заметить с улицы. Мне бы не хотелось встречаться с милицией.

Кресло по соседству с натугой приняло в себя крепкое мужское тело.

– Не заметят. Сейчас все смотрят только себе под нос – как бы не упасть и не расшибить этот самый нос. Все остальное никого не волнует.

– А тебя волнует?

– А меня, представь, волнует. Столько вокруг ублюдков, занятых непотребством, и как подумаешь, что разгребать это дерьмо – жизни не хватит, так кишки сводит.

Кулак снова поставил невидимую печать – на этот раз на подлокотнике кресла. Ди посмотрела на него удивленно.

– Слушай, одну вещь никак не могу понять. Откуда в некоторых людях берется столько запредельной ответственности? Их же просто разносит от ощущения личной повязанности на судьбах мира. От бессилия изменить хоть что-то в этом паноптикуме, которому нравится творить непотребство.

– Это как – разносит? – Искоса глянул на нее, легко нахмурясь.

– Ну, примерно как у тебя кишки сводит. У каждого, наверное, по-разному.

Он задумался, угрюмо опустив подбородок на грудь. Потом заговорил. Негромко, приглушенно, словно нехотя – как будто с желанием поставить стену между собой и своими словами.

– Если тебя это правда интересует, могу сказать, как я это себе мыслю.

– Да. Интересует. Мне нужно знать.

– Ладно. Только это не слишком приятная тема. Но ты сама напросилась и не плачься потом, что уши вянут от таких некрасивых и ужасно неромантических вещей.

– В гробу я видела романтику. – Ди совершенно неромантически фыркнула, состроив циничную гримасу.

– Ну… я думаю, у некоторых это из-за страха. Вот сейчас, в наше человеколюбивое время. Очень глубокого, безымянного, но не животного страха, не за свою шкуру. Нет. Не за шкуру, а за то, что под шкурой. Например, когда свора ублюдков режет на кусочки в ванне еще живую изнасилованную девочку, и кто-то из них снимает это на пленку, чтобы потом продать. Или требуют выкуп за твоего ребенка, а потом его находят с вырезанными почками. Само по себе, в отдельности это еще не самое страшное. Смерть приходит и уходит, так всегда было. Но сейчас она слишком раззявила пасть. Этот мир сейчас сам валяется на одре и уже пованивает, хоть и живой еще – все хрипит и гнусит про свободу самовыражения. Сколько ты дашь шансов миру, в котором веселые студенты выходят на охоту, чтобы приторговывать человеческими черепами и поставлять свежую кровь психам, решившим, что они вампиры? Самовыражение, достойное уважения. Или в котором ловкие умники налаживают производство собачьих консервов из бомжей? Я – ни одного, если хотя бы время от времени не вытаскивать его из собственного говна и не отмывать. Жить в больном мире без колик в печенках невозможно. У него меняются мотивы – его нельзя понять. Не знаешь, что он еще выкинет и главное почему, зачем. Из-за этого невозможно рассчитывать собственные действия. Ощущения – как у тряпочки в условиях невесомости.

– А чем он болен? – Вопрос прозвучал тихо, робко, похожий на пугливого мышонка.

– Он просто обожрался правами и свободами. Из глотки уже торчат. И белая горячка. Пьян, как свинья. Твари с копытами вокруг так и скачут. Симптомы очевидны, если ты не страдаешь щенячьей слепотой. Понос без остановки – всем на все и на всех нас…ть, с соответствующей вонью.

– Дух зла. – Мрачный меланхолический пафос. А в ответ – мрачная же патетика похабства:

– Скорее понос духа зла. Ты просила о душепродавцах. Я тебе расскажу, что узнал от того подрезанного. Цивилизованный прогрессивный сатанизм. Упакованный по всем правилам науки. Главный научный метод – расширение сознания. Средства любые – от групповых камланий, коллективного просветляющего онанизма и эзотерических медитаций в положении стоя на ушах до гашиша, мескалина и LSD. И тогда сознание становится таким широким, что сваливается, как необъятные штаны с задницы. После чего к расширившемуся недоумку подлетает дух зла и начинает радостно испражняться в образовавшуюся дыру в его башке. Вот этот понос у них и зовется тайным эзотерическим и магическим знанием, полученным из первоисточника. А знаешь, как подрезали этого уродца? Я поинтересовался. От большой помойки в голове возомнил себя крутым богом и велел уличной сволочи рассыпаться в прах. Не вышло. Я не знаю, кто убил брата, только спинным мозгом чую, что здесь есть связь. Сектанты легкоуправляемы – соплей перешибить можно при умелом подходе. За этими полудурками кто-то стоит. Какая-то умная сволочь. И я до нее доберусь.