Внезапно, что-то взорвалось у нее в голове.
Вначале интенсивная боль во лбу, затем, деревенеющее тело. Она начала задыхаться.
Таксист оглянулся.
– Леди, что с вами?
Она попыталась ответить, но не смогла. Голова ее запрокинулась и губы задрожали.
– Господи, да она умирает!
Подрулив к обочине, он остановил машину и, выскочив, распахнул заднюю дверцу.
– Вам лучше?
Одеревенелость уже исчезла, и Пола перестала задыхаться. Но в череп ползла новая боль.
– Пожалуйста, везите меня в «Сент-Винсент»… Язык ее заплетался, и она чувствовала, как струйка слюны сбегает по подбородку. Что происходит – Боже, что с ней происходит?
Таксист обеспокоенно глянул на нее еще раз, затем захлопнул дверцу и уселся за руль.
* * *
Прошло десять дней, в которые Пола едва осознавала происходящее. Ей постоянно давали успокоительное. Она смутно помнила, как такси доставило ее в больницу, где ее отвели в приемную. Кто-то сказал: «Удар», иона удивилась тому, что ее мог хватить удар. Подобное случается со стариками. Удар постиг ее мать, но в то время матери было шестьдесят. А ей – лишь тридцать. Она вспомнила, как в один из дней ей в шею вставили трубку. «Антиограмма, – сказал кто-то. – Рентгенограмма вашего мозга, позволяющая увидеть разрыв». Разрыв? Что это такое? Она смутно помнила, как к ней в палату приходили Мэгги с Майлзом и разговаривали с ней. Они старались казаться веселыми, как положено посетителям в больнице, и болтали о пустяках. Майлз рассказывал о своих успешных гастролях, а Мэгги – о «Бич Баме» и сделках по торговле недвижимостью.
Она слушала их в полуха. Когда они собрались уходить, Пола, с трудом шевеля языком, спросила:
– Это правда, что я должна умереть? Потом она вспоминала фальшивые улыбки на их лицах.
– Умереть? Конечно нет, милая. Ты еще похоронишь всех нас, вот увидишь…
И они у шли, оставив ее наедине с медсестрами, цветами и подвешенным к потолку телевизором, с пультом управления под рукой. Пола бесконечно долго смотрела различные шоу, мыльные оперы, рекламы, новости и Джонни Карсона – не досмотрев, дремала и просыпалась, чтобы вновь погрузиться в туманные приторные образы, порожденные электронной трубкой.
Наконец однажды утром Чак сообщил ей о предстоящей на следующее утро операции.
– Что они собираются делать? – пробормотала Пола, чувствуя полное безразличие.
Он что-то объяснил, упоминая Платиновый зажим на шейной артерии – той самой, в верхней части которой образовался аневризм.
– Что такое аневризм?
– Расширение артерии. У тебя было сильное кровоизлияние и нам пришлось подождать, чтобы кровь запеклась.
– А вы избавите меня от головной боли? – спросила она, отворачиваясь и начиная засыпать. По-настоящему, она так и не поняла его объяснений.
– Да. Головная боль происходит из-за давления кровяного сгустка. Когда мы его удалим, все будет в порядке. Операцию сделает доктор Шварцман, а я буду ассистировать.
Операция. Гадкое слово, пахнущее смертью. Интересно, что чувствуешь, когда умираешь? Когда-то она читала, что это похоже на погружение в сон. Быть может ей не придется сильно мучиться.
* * *
Она совершенно не помнила операцию; разве что, охвативший ее холод. Позже ей рассказали, что для того чтобы снизить температуру тела и частоту пульса, ее пришлось обложить льдом во время вскрытия черепа. Операция длилась шесть часов. Пола не очнулась после анестезии до следующего утра.
Первым ощущением было отсутствие головной боли.
Вторым – ясность мысли, пропавшая в тот миг, когда она, спотыкаясь, вышла из особняка, много дней назад.
Третье ощущение – стоящий у постели Чак.
– Как ты себя чувствуешь?
– Голова не болит. – Она заметила, что речь все еще плохо ей дается, хотя слова звучали разборчивей.
– У тебя было кое-что посерьезней головной боли… Можешь поднять правую руку?
Удивившись просьбе, она медленно подняла руку.
– Пошевели пальцами.
Она повиновалась. И обнаружила, что безымянный палец и мизинец едва двигаются.
– Хорошо. Опусти руку.
Пола опустила. Чак подвинул стул поближе и уселся.
– Кажется, я могу не распространяться о том, насколько серьезно ты болела, – заметил он. – Прежде всего, расскажи-ка мне черт побери, о том, где тебя носило в ту ночь, когда тебя привезли. И почему твое плечо выглядело так, словно его жевали…
Теперь она начинала вспоминать. Робин. Нападение.
– Я упала с лестницы у себя дома, – ответила она, не желая довериться Чаку. – И наверно, поранилась при падении.
Читать дальше