Фред Стюарт - Вальс Мефисто

Роксанна пригласила друзей Дункана к себе на ленч после похорон.

– Если что-то и внушает мне отвращение, так это оплакивание покойных, – заметила Пола, поднимаясь с мужем по ступеням особняка. – Думаю, живым нужно как можно скорее вернуться к полноценной жизни, не придавая смерти излишнего внимания.

– Судя по тому, что я знаю о твоем отце, он поддержал бы подобную мысль, – согласился Майлз.

Ленч был сервирован на буфетной стойке. К Поле подошел Филип Розен. На лысом менеджере красовался темно-синий костюм, жилет которого казался ему узковатым.

От него пахло трубочным табаком.

– Мне хотелось бы, чтобы вы с мужем пришли сюда завтра утром, в одиннадцать, – сказал Розен. – Видите ли, я был не только менеджером Дункана, но и персональным поверенным. Завтра я собираюсь огласить завещание.

Пола отложила вилку.

– Завещание? Но при чем здесь мы?

– Сейчас я не могу отвечать на вопросы, – улыбнулся он. – Но, пожалуйста, приходите.

Он отошел, и Пола заспешила на другой конец комнаты к мужу, просматривающему стопку нот на рояле.

– Майлз, – тихо позвала она, – Розен хочет, чтобы мы пришли завтра на оглашение завещания. Как ты думаешь, оставил нам что-нибудь Дункан?

Майлз поднял глаза от нотной стопы. Казалось, эта новость ничуть его не затронула.

– Это было бы неплохо.

– Неплохо? Просто потрясающе! Нам бы очень пригодились наличные. Какова на твой взгляд, может быть сумма?

– Откуда мне знать? Может, пять сотен долларов, а может и ничего. Что толку делить шкуру неубитого медведя?

– Помнишь, но все же так приятно об этом думать. Пять сотен! Куда бы нам их пристроить? Если мы их получим, ты позволишь мне купить портативную мойку для посуды?

– Хочешь сказать, что тебе до смерти мыть посуду?

– О нет, – простонала она. – Обожаю мыть посуду в вашей мини-раковине. Это мой ежедневный праздник…

Оглашение завещания должно было состояться в библиотеке на втором этаже. Беннет проводил Майлза и Полу наверх, где, поднявшийся из-за антикварного стола Филип Розен с улыбкой подал им руки.

– Как раз вовремя. Прекрасно. Присаживайтесь: мы вскроем конверт, как только придет Роксанна.

Они уселись в кресла, а Филип вновь занялся своими бумагами. Пару минут Пола сидела спокойно, подавляя в себе надежды на возможное упоминание в завещании. Потом вспомнила похороны и, повернувшись, посмотрела на угловую полку с коллекцией фарфоровых фигурок. Там на своем месте – посредине – стоял флакон с молчаливо вопящими на пузатых стенках гротескными головами Горгоны. И снова она задумалась над религиозным символом вещицы и странностью обычая выливать содержащееся в нем масло на гробы. Она подумала о человеке в черном дерби, пристально глядевшим на нее от могилы Дункана Эли. Пола решила, что если человек в черном – типичный адепт этой конфессии, то стоит держаться от нее подальше.

Она потянулась было за сигаретой, но, глянув на Майлза, молчаливо просматривающего «Ньюс-уик», с неохотой отбросила мысль о никотине. Ее беспокойный взгляд устремился к выходу комнаты, и она вспомнила канун Нового года и стоящего там Робина. Сейчас тот страх показался глупым, но она помнила, как неприятно и вполне реально подействовал он на нее тогда.

Она перевела взгляд на книжные полки рядом с дверью. Во второй снизу стоял ряд книг в кожаных переплетах, говорящих о том, что им по меньшей мере сто лет. Некоторые казались еще старше, относясь, по-видимому к восемнадцатому веку. Прищурясь, она попыталась было разобрать мелкий шрифт на корешках, но едва успела прочесть пару слов, как в комнату вошла Роксанна.

– Прошу извинить за опоздание, – произнесла она, занимая место рядом с Полой, – но из Чикаго позвонила одна из дальних кузин Дункана и мне пришлось сообщить ей о происшедшем. Я совершенно забыла о ее существовании и это лишь усложнило мне задачу.

– Никто не в силах помнить всех родственников, – заметил Филип. – Итак, все готовы и я вскрываю конверт! Подняв нож с костяной рукоятью, он взрезал клапан большого плотного конверта.

– Дункан сделал завещание пять лет назад, но оно лишь предшествовало этому, составленному им на Новый год, в Нью-Йорке. Свидетелями были: Беннет, Сидней Рэймонт и я. – Он кашлянул и прочел:

«Я, Дункан Мобрей Эли, житель административного центра Манхэттен в городе Нью-Йорк, находясь в здравом рассудке и памяти, диктую и заявляю свою последнюю Волю и Завещание, тем самым аннулируя все ранее составленные. В подтверждение моей симпатии к Майлзу Кларксону, я дарю и завещаю ему один из моих роялей „Стенвэй“ и последнюю коллекцию нот в его личное пользование в надежде на пробудившийся в нем интерес к музыке, к которой, по моему убеждению, у него есть незаурядный талант.