Наталья Иртенина - Волчий гон

Не собачий он слышал вой – волчий.

С этой мыслью он потерял сознание в больничной палате и проснулся на кладбище, в обнимку с могильным холмиком, под которым лежала его жена. Сел, огляделся. В фиолетовом небе блистали вечные звезды. Воздух полнился мимолетными ароматами ночной прохлады, свежевыкопанной земли, каких-то цветов.

– Фу ты черт, – выдохнул Граев, вытирая испарину со лица. – Приснится же дрянь.

И тут же снова услышал вой. Граев подскочил и стал озираться, пытаясь убедить себя в том, что завывает какой-то голодный кладбищенский пес. Но звук шел не откуда-то конкретно, а со всех сторон, окружив Граева стеной жути. Это был тот же самый вой, холодный, хищный, волчий. Он длился полминуты и внезапно оборвался.

Краем глаза Граев поймал движение какой-то тени. Это было похоже на вспышку, только наоборот, – темное пятно расползлось на фоне светлой июльской ночи. Граев следил за тенью, чуть повернув голову. Теперь было ясно, что это человек. Он приближался. Граев насторожился – что-то было неправильно. Движения человеческой фигуры казались неестественными. Люди так не ходят. Незнакомец легко покачивался из стороны в сторону, и собственную голову нес так, будто это драгоценная ваза, – высоко задрав вверх, намертво обездвижив. «Лунатик!» – догадался Граев и собрался было посторониться, дать дорогу спящему путешественнику. Но тот остановился. Граев увидел, что мужчина обнажен по пояс. Длинные волосы, схваченные шнурком на лбу, свисали ниже мускулистых плечей. Незнакомец был атлетом, на полголовы выше Граева, которому ситуация начинала очень не нравиться.

Когда мужчина заговорил, Граев сначала подумал, что он кого-то зовет. Например, волка, который, раз уж такие странные дела творятся, вполне мог оказаться знакомцем этой сомнамбулической горы мышц.

– Гъюрг... Гъюрг... – мощный и хриплый гортанный рык вырывался из глотки атлета.

Граев попятился. Глаза незнакомца тускло поблескивали. Нечеловеческие глаза. Взгляд их был нацелен на Граева. «Привидение», – без всякого удивления подумал тот, и тут же удивился этому отсутствию естественной человеческой реакции на всякую небывальщину. Как будто всю жизнь общался с призраками, да еще и накачанными, как Шварценеггер. Фантом тем временем продолжал изрыгать утробно звучащие словеса:

– Гъюрг... долго... ждать... волк... долго... Гъюрг...

Граев все пятился, пока его тылы не вмялись в решетку соседней могильной ограды. Понял он только одно: «Гъюрг» – это, вероятно, имя самого атлета. Явно не русское, значит, призрак – иностранец к тому же. Вот он ходит по миру в поисках своего любимого волка, никак не упокоится. Примерно так выходило. Более дикой нелепицы Граеву в жизни слышать не доводилось.

– ...нужно... проклят... – призрак шел прямо на Граева, тыча в него пятерней, и голос становился все глуше, а интонации – просительней. Или скорее требовательней.

«Он чего-то хочет от меня», – с ужасом догадался Граев и ощутил явственное шевеление волос на голове. В следующий момент остатки терпения покинули его – привидение стало звать его по имени, демонстрируя хорошую осведомленность:

– Грай... должен... иди... Грай... кровь... отпусти...

Граев вдохнул побольше воздуха, оскалился и резко выдохнул в сторону кошмара злобное, рычащее, гоблинское «Грррахх!». Подскоком перемахнул через отворенную дверцу решетки, метнулся к дорожке и побежал, не оглядываясь...

След обрывался недалеко от огнища бывшего вечевого старшины Жилы. Слабый, успевший прибиться к земле запах крови мог учуять и удерживать в ноздрях все то время, пока солнце уходило за лес, лишь настоящий сын Волка. Но Гъюрга вел не только нос. По этому следу прошло бы даже малое дитя. Примятая трава, где полз Микила, обломанные густые кусты, под которыми он пробирался, не имея сил обогнуть, содранный на корнях вековых деревьев мох. Чтобы проследить последний путь брата, Гъюрг потратил четвертую часть светлого времени дня. Микила преодолел его не меньше чем за два дня – лишь для того, чтобы испустить дух на руках старшего родича, единоутробного брата.

Гъюрг осмотрел крошечную лесную плешь, где кончался след. Эти места он знал по памяти, как и всю округу, где привольно расселились родовичи. Его племя – которому он не принадлежал уже несколько лет. Как и его брат, как и все Волки. Большое, с сыновними семьями, огнище Жилы было отсюда в пяти сотнях шагов или чуть более. Никто другой еще не решался выдвинуться на поселение так далеко к северу от земель родовой волости. Жила был первым.