Линкольн Чайлд - Книга мертвых

Огромный оранжевый глаз солнца только что скрылся за мысом, отбрасывая на воду длинные тени и золотя развалины древнего замка. Судно направлялось на север, к Эолийским островам – самым отдаленным из средиземноморских островов, обители четырех ветров, как считали древние. Совсем скоро он будет дома.

Дом. Он несколько раз повторил про себя это слово, испытывая одновременно радость и горечь. Что оно означает? Убежище, место уединения и покоя. Он достал из кармана пачку сигарет, зашел в каюту на палубе, прикурил и глубоко затянулся. Он не курил уже больше года – с тех пор как был дома в последний раз, – и никотин помог ему собраться с мыслями.

Он вернулся к двум последним дням своего безумного путешествия: Флоренция, Милан, Люцерна – там в больнице ему зашили рану, – потом Страсбург, Люксембург, Брюссель, Амстердам, Берлин, Варшава, Вена, Любляна, Венеция, Пескара, Фоджия, Неаполь, Реджо-ди-Калабрия, Мессина и, наконец, Милаццо. Сорокавосьмичасовая пытка путешествия по железной дороге, после которого он ощущал себя вконец измотанным и больным.

Но теперь, глядя на исчезающее за горизонтом солнце, он чувствовал, как к нему возвращаются силы и ясность мысли. Он ускользнул от нее во Флоренции, она больше не преследовала его – не могла преследовать. После того он несколько раз менял облик и имя, запутал свои следы настолько, что ни она, ни кто-то еще не смог бы их распутать. Сначала он направился в Европейский союз, затем пересек швейцарскую границу, потом вновь оказался на территории объединенной Европы – уже под другим именем. Это могло сбить с толку самого упорного и хитроумного преследователя.

Она его не найдет. Брат тоже его не найдет. Пять лет, десять, двадцать – у него полно времени, чтобы как следует подготовиться и нанести свой следующий, и последний, удар. Он вышел на палубу и вдохнул морской воздух, чувствуя, как душа наполняется блаженным покоем. И впервые за несколько месяцев резкие насмешливые голоса, звучавшие в его мозгу, стихли до шепота и стали почти неслышны за шумом моря:

Специальный агент Алоиз Пендергаст сошел с автобуса на виале Джаннотти и пешком пересек небольшой парк, где росли преимущественно сикоморы, миновав на своем пути небольшую карусель. Одет он был как обычно – за пределами Соединенных Штатов необходимость в маскараде отпала. Выйдя на виа ди Риполи, Пендергаст свернул налево и остановился перед огромными железными воротами монастыря Суоре-ди-Сан-Джованни-Батиста. На висевшей на них табличке значилось лишь: «Вилла Мерло-Бьянко». За воротами послышались звонкие голоса школьников, отпущенных на перемену.

Пендергаст нажал кнопку звонка, и через минуту ворота раздвинулись, открыв посыпанный гравием двор перед большой виллой. Боковая дверь была распахнута, и, судя по маленькой табличке, за ней находилась комната регистрации постояльцев.

– Доброе утро, – произнес он по-итальянски, обращаясь к маленькой пухленькой монахине за стойкой. – Насколько я понимаю, вы и есть сестра Клаудия?

– Да, это я.

Пендергаст пожал ей руку.

– Рад знакомству. Как я уже говорил по телефону, у вас останавливалась моя племянница – мисс Мэри Улсисор. Она убежала из дома, и семья очень переживает.

Монахиня чуть не задыхалась от волнения.

– Да, синьор, я действительно заметила, что молодая леди была очень встревожена. Когда она пришла, у нее было такое измученное лицо! И она даже не осталась ночевать – прибыла утром, потом вернулась в тот же вечер и ушла, несмотря на мои уговоры…

– Она уехала на автомобиле?

– Нет, она пришла и ушла пешком. Вероятно, села в автобус, потому что такси всегда въезжают в ворота.

– Во сколько она ушла?

– Она вернулась в восемь вечера, синьор, вся мокрая и продрогшая. Думаю, она даже заболела.

– Заболела? – резко переспросил Пендергаст.

– Я, конечно, не уверена, но она шла как-то съежившись и прикрывала лицо.

– Прикрывала? Чем?

– Темно-синим шерстяным шарфом. А потом через два часа она спустилась вниз с багажом, заплатила слишком много за комнату, в которой не ночевала, и ушла.

– Одета она была так же?

– Нет, она переоделась, и в тот раз на ней был уже красный шарф. Я пыталась ее остановить, честное слово.

– Вы сделали все, что могли, сестра. Могу я теперь осмотреть комнату? Вам не стоит беспокоиться – я сам открою.