Мария Барышева - Мутные воды дельты

— Не могу!!! — кричу я с отчаяньем, злостью и болью. — Ногу свело! Свело ногу! Не могу плыть! Не могу! Помогите!!! Ну помогите же!..

— Что?!!

— Свело ногу!!! Судорога!!!

Терпеть боль уже нет сил, и я начинаю подвывать, все чаще глотая отдающую железом мутную воду, и в голове у меня уже мутится, а легкие жжет огнем. Еще немного, и я просто утону. Ну, где же все эти лодки, на которые мы так боялись наткнуться, где моторки, где катера — где все они? — ведь самое время для рыбалки! Но река пуста, и только по фарватеру, уже далеко отсюда, ползет баржа, с которой нас никто не видит.

— Ты козел! — кричит Венька. Антоха продолжает плыть, а он останавливается и нелепо дергается то вперед, то назад, глядя то на остров, то на меня. — Ты козел!!! Ты чертов придурок! Плыви!!!

— Не могу!!! — ору я из последних сил и отворачиваюсь, чтобы посмотреть — нет ли поблизости ЕГО. Я чувствую, что ОН где-то рядом, где-то внизу, смотрит на меня, плывет ко мне, улыбаясь. Он утопит меня или сначала ударит хвостом, чтоб не барахтался? Лучше бы ударил — тогда, наверное, я не почувствую, как буду задыхаться и, наверное, мне уже не будет больно. Я снова глотаю воду, смешанную с собственной кровью, все еще текущей из разбитого носа, и опять тускло смотрю в сторону острова. Антоха суетливо машет руками, он очень далеко, а Венька… Венька плывет ко мне! Он плывет ко мне! И когда Венька подплывает ближе, я слышу, как он отчаянно ругается дрожащим голосом. Его движения больше не слаженны и не уверенны — он плывет нервно, дергано — так, словно в любой момент сорвется и помчится обратно, к острову. Лицо Веньки бледно и перекошено от страха перед тварью, утащившей Гарьку, и от ненависти ко мне — если б я там, на берегу, послушал его, то сейчас не барахтался бы здесь. Но, черт возьми, если б в свое время они поверили мне, здесь бы сейчас не было никого из нас!

— Покажи, где свело! Не лупи ногой! — кричит он, оказавшись рядом со мной. Я покоряюсь и тотчас ухожу в воду по макушку, а Венька ныряет головой вниз и хватает меня за правую ногу. В следующее мгновение у меня изо рта вырывается крик, который под водой превращается в большие пузыри, — Венька сильно, до крови кусает меня сначала за икру, а потом — за скрученные судорогой пальцы. Я выскакиваю из воды, набираю в легкие воздуха и теперь уже ору по настоящему. Спустя секунду выныривает Венька и, сморщившись, отплевывается.

— Ну, как?! — спрашивает он. — Отпустила?!

Укушенные места достаточно ощутимо болят, но сама судорога чудесным образом исчезла, словно ее и не было. Я осторожно шевелю ногой и понимаю, что снова могу плыть, и меня захлестывает волна неописуемого счастья. Семнадцать лет спустя, когда я буду в очередной раз вспоминать обо всем этом, то сделаю вывод — точно так же счастлив я был только однажды — когда узнал о рождении дочери. Выздоровевшая нога и ребенок — и то, и другое — жизнь.

— Отпустила! — отвечаю я с восторгом, и Венька орет мне почти в самое ухо:

— Тогда ПЛЫВИ, сволочь!!!

И тут он вскидывает правую руку, точно хочет отдать пионерский салют, и мгновенно уходит под воду, словно поплавок при хорошей поклевке крупной рыбы, а в меня ударяется волна от резкого движения огромного тела, и только сейчас я замечаю там, внизу, то самое черное омерзительное склизкое бревно с пастью-пещерой, которая захлопнулась на Венькиной ноге.

Все происходит так быстро, что Венька уходит под воду не вскрикивая, и теперь понятно, почему Рафик не смог позвать никого из нас. ОН опять обманул нас, подкрался и напал молниеносно, ниоткуда, словно какое-то сверхъестественное существо.

Сам не знаю как, я успеваю схватить Веньку за пальцы вскинутой руки — за средний и указательный, и меня тут же втягивает следом вниз головой, и только сейчас я понимаю, с какой силой столкнулся. Меня тянет вниз с такой же легкостью, с какой умелый рыбак выдергивает из воды бычка или окунька. Я крепко зажмурился, но чувствую, как подо мной отчаянно бьется Венька, и его свободная рука несколько раз задевает меня по плечу. А потом его пальцы начинают выскальзывать из моих. Я пытаюсь перехватить его руку за запястье… но тут же понимаю, что мне не удержать его. Я хотел бы его удержать, я очень бы этого хотел, я хотел бы этого больше всего на свете… но он тяжелый, он такой тяжелый… И я разжимаю пальцы… Я не хочу этого делать, но я разжимаю пальцы…

Я легко, как поплавок, выскакиваю на поверхность и, кашляя, осматриваюсь, но ни чудовища, ни Веньки уже не видно под водой, и только тонкая цепочка пузырьков отмечает их след.