Владимир Демичев - Хранитель детских и собачьих душ

Жить!

Замдир включил любимую лампу, отодвинул шторку и расстегнул ширинку теплых, на ватине, брюк. Его избранницей последние несколько недель была загорелая блонди с высокой копной волос, уложенных башенкой, и игриво оттопыренной нижней губой. Замдир издал звук, похожий на урчание, и потискал своего младшего . Блонди глянцево усмехалась, потянувшись коленками к благодарному зрителю, но младший упрямился, не подавая признаков жизни.

Замдир расстроился. Неужели из-за одной рюмочки?! Он подумал: это старость. А потом: проклятая жизнь!

Шторка вновь была задернута, и свет погашен.

Замдир шел домой под завывания ветра и тяжелые, подобные барабанному бою, мысли о завтрашнем дне. Холод был не страшен ему благодаря ушанке и практичной одежде, снежинки разбивались о бастионы бровей, а морозу оставалось лишь пощипывать слегка за крылья носа.

Вдруг замдир услышал звон, громкий, жестоко от-чет-ли-вый, словно по железной полосе порывом ветра пронесло тысячи осколков стекла.

Звон, визг и скрежет.

Замдир обернулся, отыскивая во тьме, заметаемой снежной завесой, источник мучительного звука. Он слегка присел на ноги, испуганный, ошарашенный, – и толстые уши шапки не могли ничем ему помочь.

Этот страх, это черное, засасывающее, безумное видение обрушилось на него: в прожекторном столбе луны вращались огромные собачьи фигуры – и тонкошеяя Найда, и девочка с белым пятном на лбу, и непримиримый Кокос, и ощерившийся, с высунутым смертной натугой языком Пират, – они перебирали лапами, убегая прочь от земли, но не стремились сбежать, а снежинки летели насквозь, и вьюга бомбардировала лунный свет, но делала его еще прочнее, монолитом, навечно впаянным в пустырь, – и замдир вмиг потерял все, что имел или надеялся, —

а вьюга жирела, клубилась, —

и звон, и визг, и скрежет!

Рукой подать до шахматной скуки огней многоэтажек, но их тоже может стереть вьюга, а пустырь незыблем – спящий вулкан, каменное сердце – и в вышине, под лунным теневым бочком, невидим, презрительный и нежный страж – разорванный ветром на трепет и вой, но грозный и бдительный часовой – хранитель душ собачьих и ребячьих.

Кап,

Кап,

Кап.

Монотонные удары о бетон. Посторонний приоткрыл тяжелые веки, брезгливо поморщился: вечно у людей какие-то проблемы, неполадки. Сырость, сквозняки, крысы, инфекции – порождение человеческой безалаберности, неаккуратности. Вкупе с хлипким, несовершенным эмоциональным аппаратом, подверженным постоянным встряскам любви, страха, тревоги, жалости и прочей шелухи.

Кто-то должен ответить за капающий кран, за нарушенный уют. Посторонний решительно поднялся и распахнул дверцу шкафа. В комнате было темно и холодно, даже студено. Посторонний неторопливо двигался, лавируя между угловатыми островками хлама – здесь были покореженные столы и стулья, сваленные дряхлыми горами, такого же вида тумбочки, ведра, остовы стенных шкафов и разрозненные ящики столов; на одном из островков возвышался здоровенный прохудившийся самовар, увенчанный для смеха бюстиком Ленина с облупленным носом.