Энн Райс - Меррик

– Расскажи.

– Я имею в виду Беатрис Мэйфейр. Он любил ее. Эрон никогда не предполагал, что будет счастлив в браке, но тем не менее это случилось. Она была красивая, общительная женщина, удивительным образом сочетавшая в своем характере черты троих или даже четверых разных людей. Эрон признался мне, что никогда прежде не испытывал такой радости, какую дарила ему Беатрис. И конечно же, она не была ведьмой.

– Очень рад это слышать, – откликнулся я дрогнувшим голосом. – Значит, Эрон стал, так сказать, одним из них.

– Да, – кивнула Меррик. – Во всех отношениях.

Она пожала плечами. Стакан в ее руке оставался пустым. Странно, но она не спешила наполнить его вновь. Почему? Возможно, хотела убедить меня в том, что давно уже перестала быть той великой любительницей выпить, какой слыла прежде.

– Но я ничего не знаю о тех белых Мэйфейрах, – наконец сказала она. – Эрон всегда ограждал меня от них. Моя работа последние два года была связана с вуду. Я часто ездила на Гаити и написала целые тома заметок и отчетов. Ты ведь знаешь, что мне, в числе немногих агентов ордена, дано разрешение от старшин изучать собственные сверхъестественные возможности и практиковать, как выражается теперь Верховный глава, «проклятую магию».

Я не знал об этом. Мне даже в голову не могло прийти, что она вновь обратилась к религии вуду, черной тенью окутывавшей все ее детство. В мое время Таламаска запрещала ведьмам прибегать к магии. И только моя вампирская сущность позволила снисходительно отнестись к такой мысли.

– Послушай, – сказала она, – не стоит переживать, это не важно, что ты не писал Эрону.

– Вот как? – резко спросил я шепотом и так же тихо пояснил: – Я просто не мог написать ему, не мог позвонить ему по телефону. А о том, чтобы повидаться с ним или хотя бы просто дать ему возможность увидеть меня, не могло быть и речи!

– И тебе понадобилось пять лет, – сказала она, – чтобы в конце концов прийти ко мне.

– Вот именно! – ответил я. – Пять! Или даже больше. Кто знает, как бы я поступил, будь Эрон жив? Но самое главное, Меррик, что Эрон был стар. И мог попросить меня дать ему вампирскую кровь. Когда ты стар, напуган, когда ты устал и болен, когда начал подозревать, что жизнь ничего не значит... В общем, именно в такие минуты начинаешь мечтать о сделке с вампиром, и тебе начинает казаться, что проклятие вампира не такое уж страшное, вовсе нет, тем более в обмен на бессмертие. В такие минуты начинаешь думать, что, будь у тебя хоть один шанс, ты мог бы стать главным свидетелем эволюции мира. Вот как легко облечь величием собственные эгоистические желания!

– И ты полагаешь, мне никогда не придут в голову такие мысли? – Она вскинула бровь, и огромные зеленые глаза полыхнули огнем.

– Ты молода и красива, сильна и телом, и душой, – сказал я. – В тебе с самого рождения воспитывали смелость. Ты никогда не знала поражений, и здоровье у тебя отменное.

Меня охватила дрожь. Я не мог больше этого вынести. Я мечтал о покое и душевной близости, но теперь, получив и то и другое, ужаснулся той цене, которую пришлось заплатить.

Насколько легче было проводить часы в компании Лестата, который не произносил ни слова, а лишь смирно лежал себе в полудреме и слушал музыку. Звуки ее пробудили Лестата от долгого сна и с тех пор неизменно приносили ему покой и утешение. Да, мне было неизмеримо легче находиться рядом с вампиром, лишенным каких-либо устремлений и желаний.

Равно как и бродить по городу вместе с Луи, моим очаровательным слабым спутником, и оттачивать мастерство «насыщения парой глотков» – таким образом, чтобы очередная жертва не испытала ничего, кроме легкого головокружения.

Или уединиться в стенах родного дома во Французском квартале и со скоростью, доступной лишь вампирам, прочитывать том за томом исследования по истории и искусству, над которыми я так медленно корпел, когда был смертным.

Меррик бросила на меня сочувственный взгляд и протянула руку, чтобы коснуться меня.

Но я отпрянул, хотя всей душой жаждал этого прикосновения.

– Не стоит отстраняться, друг мой, – сказала она.

Я смущенно промолчал.

– Итак, ты хочешь сказать, что ни ты, ни Луи де Пон-Дю-Лак не дадите мне свою кровь, даже если я буду умолять, и никогда подобная сделка между нами не будет заключена?

– Сделка... Никакой сделки быть не может, – прошептал я.

– И ты никогда не отнимешь у меня жизнь, – сделав очередной глоток, констатировала Меррик. – А именно в этом и состоит суть сделки, как я полагаю. Но ты не доставишь мне тех страданий, на которые обрекаешь других женщин, встречающихся на твоем пути.