Мария Барышева - Последнее предложение

— А вы, раньше, случайно не в милиции работали? — рассеянно спросил Роман. Майя улыбнулась, и ее лицо снова стало мягким и очаровательным.

— Да. В отделе кадров. Потом ушла. А Валерка так и не развязывается — принципы у него, видишь ли, рыцарь правопорядка! — она хихикнула. — Если б твое рыцарство еще должным образом оплачивалось!

— Молчи, женщина! — с сонной усталостью сказал Нечаев. — Нечего рассуждать на темы, в которых ты ничего не смыслишь. Давайте уже приедем. Надоели вы мне оба — я спать хочу, у меня утром дел полно.

Майя усмехнулась, но ничего не ответила, и в машине воцарилась тишина — до тех пор, пока она не остановилась возле дома Савицкого.

— Ну, спасибо, что подбросили, — Роман открыл дверцу и оглянулся на Нечаева, который сердито курил. — Рад был пообщаться, Валерий Петрович, было очень познавательно.

Валерий мрачно что-то пробурчал, а Майя легко улыбнулась и отстраненно кивнула, не взглянув на него. Роман вылез, довольный, что все, наконец, закончилось, захлопнул дверцу и направился было к своему подъезду, но тут его сзади окликнул раздраженный голос:

— Погоди-ка!

— Ну что еще? — недовольно спросил Роман, оборачиваясь к подходящему Валерию. Тот остановился, и почти с минуту они тускло смотрели друг на друга, чуть пошатываясь.

— Ни хрена я тебе не верю, — сказал Валерий с какой-то усталой обреченностью.

— Да пошел ты!.. — отозвался Савицкий почти дружелюбно. — Я и сам себе иногда не верю, потому что того, что я видел, быть не может. Но я это видел, и мне от этого весьма хреново, можешь хоть этим утешиться. Потому что больше, собственно, нечем. Ты не можешь доказать, что я затейливый маньяк, а я ничего не могу доказать даже самому себе.

Валерий скривился, словно откусил добрый кусок лимона, качнулся в сторону и прислонился к стволу березы. Его лицо вдруг стало совершенно невыразительным, но в глазах что-то поблескивало — остро, внимательно, настороженно.

— А знаешь, от чего умерла Назаревская? — неожиданно спросил он. Роман криво усмехнулся.

— А как же! Это ведь я ее злостно умертвил, согласно твоей версии! Опять возвращаемся к нашим баранам? Слышь, старлей, я спать хочу, ты тоже, может закончим пока? Я тебе уже говорил — желаешь допрашивать — вызывай повесткой! А если…

— Она утонула.

Роман осекся, ошарашено глядя на него и сразу же протрезвев окончательно.

— Чего?! Погоди, ты хочешь сказать, она захлебнулась собственной…но я же ее…

— У нее было полно воды в легких. В легких и в желудке. Анатом сказал, что такое может получиться лишь, когда воду вдыхаешь. Во всех дыхательных путях — вода, вплоть до альвеол. Он сказал, что это типичное мокрое утопление, ни о каком захлебывании собственной блевотиной и речи быть не может. Мыльная вода… — Валерий потер висок. — Анатом думал, мы вытащили ее из ванны. Когда я сказал, откуда ее вытащили на самом деле, он решил, что я его разыгрываю… Пришлось поставить ему пузырь, чтобы он счел этот случай экстренным, — Нечаев сунул в рот сигарету и исподлобья глянул на Романа. — Я спросил, мог ли человек с таким количеством воды в легких добраться до трамвая, сесть в него и уж только там умереть. Он мне сказал, что человек в том состоянии, в каком он его узрел, обычно загибается от паралича дыхательного центра, а не разгуливает по улице, если только вода не появилась в дыхательных путях непосредственно в самом трамвае, чего, естественно, быть никак не может. Теперь мы оба не знаем, как отписываться. У меня полно свидетелей, а он думает, что у всех у нас либо заговор, либо белая горячка. Черт меня дернул сесть в этот трамвай и проявлять активность!

— Почему ты мне это сказал? — хрипло спросил Савицкий, пытаясь осознать услышанное. — Нет, да этого быть не может… да и… как в ней могло что-то остаться — она ж полтрамвая залила! Наверное, твой танатолог просто…

— Кабы б так, я б счастлив был! — буркнул Валерий, и Роман сразу же почувствовал, что тот многого не договаривает. Он потер затылок, в котором словно засела тупая ледяная игла, покосился на «восьмерку», из которой выглядывала Майя, подававшая мужу безмолвные мимические сигналы, и закурил, а перед глазами стояла сверкающая снежная маска, заиндевевшие шарики глаз и капля влаги, стекающая по щетинистому подбородку.

Не поверят вам — вы ж знаете.

— А хорошо ты это все придумал, — безжизненно сказал он. — Затейливо. Думал, поплыву я от таких неожиданно открывшихся обстоятельств, сяду тут с тобой под деревцем и начну проливать горючие слезы… а там — кто ведает, глядишь, и признаюсь в чем-нибудь. Только можно было попроще и не так надрывно.