Мария Барышева - Последнее предложение

— Разумеется, я не побегу к нему с подробным докладом. В данном случае это действительно не мое дело. Все, закрыли тему.

— Ты очень плохо выглядишь, — заметила Рита.

— Правда? Вот горе-то!

— Может, я поведу, а ты отдохнешь? Только скажи мне, что надо делать.

— Скажу — причем прямо сейчас. Сиди в своем кресле и, по мере возможности, не разговаривай. Этим ты мне здорово поможешь.

— Ладно, — тихонько сказала она и сжалась на сиденье, обхватив себя руками и тускло глядя перед собой. Роман отвернулся и несколько минут молча вел катерок, изредка поглядывая на часы и затылком чувствуя ее жалобный, несчастный взгляд — словно робкие пальчики, виновато скребущиеся в дверь в надежде, что впустят. В конце концов он не выдержал и протянул в ее сторону правую руку, чуть повернув голову, и левая ладонь Риты обрадовано скользнула в его пальцы. Савицкий сжал их и, размеренно встряхивая ее ладонь, четко произнес:

— Все будет хорошо! Что-нибудь придумаем! Всегда можно что-то придумать. Даже в подобной ситуации. Так что убери это выражение со своего лица. От тебя будет больше толку, если возьмешь себя в руки. Через часик приедем на твой остров…

— А если они…

— Приедем на твой остров, — с нажимом повторил Роман, снова встряхивая ее руку. — Не думаю, что они туда сунутся. А в том, что произошло с Гельцером, они нас никак обвинить не смогут… да и не станут. Кстати, что с ним произошло — по книге-то?

— Ты японским мечом отрубил ему голову… в смысле не ты, а…

— Понятно. А ты, судя по его высказываниям, себя в книге сделала его женой, правильно? Уж не спрашиваю, почему. Мне другое непонятно, — Роман отпустил ее руку. — Этот список — ты говорила о нем кому-нибудь?

Рита замотала головой.

— Странно, тогда откуда же Гельцер о нем узнал? Нечаев собирался сегодня идти с этим списком… нет, невозможно так быстро. Неужто он где-то прокололся? Хотя когда он искал людей из твоего списка и прибегал к чужой помощи, то давал каждому лишь по одной фамилии. Списка из этого не состряпаешь… разве что они все созвонились.

— Теперь-то какая разница? — Рита недоуменно пожала плечами. — Гельцер мертв, мы живы. Эта глава закончилась. Следующая — Шайдак, Ксения.

— Когда?

— Через несколько дней.

Роман внимательно взглянул на нее.

— А какой временной промежуток был в книге между смертью Крицкой и Гельцера?

— Твой персонаж убил Крицкую, — неохотно ответила Рита, отводя взгляд, — и пошел домой к… моему персонажу… вернее, в съемный частный домик, где она его ждала. А ранним утром в домик ворвался ее муж со своими людьми и пытался… Ну, тут ты… то есть он его и…

— А меч он откуда взял?

— В этом домике он спрятал кое-что из своего оружия… на всякий случай. В сущности, он был уверен, что Гельцер рано или поздно придет. Но в тот день уже собирался идти к нему сам. А Гельцер его опередил. Ну, я… — она прикусила губу, — вообще-то я не мастер рассказывать, на самом деле это…

— Я примерно представляю, что там на самом деле, — мрачно отозвался Савицкий. — Знаком с творчеством, как же! Зачем это тебе, Рита? — Роман окинул взглядом водное пространство перед катерком, потом взял ее за плечо и чуть подтянул к себе, заглядывая в потерянные, казалось бы, донельзя разнесчастные глаза — а вот, поди ж ты, в сине-зеленом все еще проглядывает вызов и что-то сродни уже остывающей ярости, вспыхнувшей еще в доме Гельцера. Не вздорная кошка сейчас, а злой, напуганный котенок, но и котенок может крепко оцарапать. Котенка можно, если что, за шкирку встряхнуть, а с этой что делать?! — Сколько лет ты была замужем?

— Три года, — угрюмо сказала Рита, подаваясь назад, но он не пустил.

— Я могу понять, почему во время… но вы писали и до твоего замужества, и после него ты… уж сама. Я не собираюсь толкать критическую речь, я просто хочу понять — зачем? У тебя хороший стиль, яркие диалоги, описания… Зачем тебе эта мерзость? Злости в тебе столько накопилось или что?

Рита помолчала, потом аккуратно высвободилась и начала сосредоточенно застегивать пуговицы рубашки.

— Мы любили пугаться, — тихо ответила она. — С самого детства любили пугаться и пугать тоже любили… Все любят пугаться. Почему, по-твоему, столько народу смотрит фильмы и читает книги, в которых сплошь насилие и кровь? Особенно фильмы… Сколько раз я слышала от кого-нибудь — мол, вышел новый мистический триллер, я его посмотрел — такая мерзость, или глупость, или еще что-то… Но он все равно смотрел. Он знал примерно что это и о чем, но все равно… Людям нравится смотреть, когда бьют морды, когда убивают, когда страшно, мерзко… Они это любят. Кто-то пугается, кто-то смеется, но и те, и другие получают удовольствие. А нам нравилось такое создавать. Это не просто книги, это — как болезнь, больше… Денис умер, и я попыталась написать что-то… другое, но все равно получилось то же самое. Может, и помягче, но все равно. Без этого нельзя. Ты говоришь людям гадости, я пишу кошмарные книги, но, возможно, только так мы чувствуем себя живыми.