Мария Барышева - Мясник

— Простите, можно вас на минутку?

— Зачем это? — надменно спросила женщина, слегка повернув голову, но не остановившись.

— Мне нужно с вами поговорить.

— Если это соцопрос или ты что-то продаешь, тогда — до свидания!

— Я хочу поговорить о вашем сыне.

Женщина резко остановилась, быстро и тщательно ощупала ее взглядом сверху донизу, потом спросила с легким беспокойством:

— А что мой сын?

— Может, мы присядем?

— Ты кто такая? — она вдруг резко отвела взгляд. — Сколько он тебе должен?

Наташа успокоила ее и кое-как уговорила сесть на одну из скамеек. Женщина закинула ногу за ногу, внимательно и в упор глядя на Наташу ярко накрашенными глазами. Букет она положила на колени.

— Недавно, возле кинотеатра, вы и ваша подруга сидели неподалеку от меня, и так уж получилось, что я случайно услышала ваш разговор — то, что вы рассказали о своем сыне. Он играет, да?

Лицо женщины дернулось, и Наташе показалось, что та сейчас ее ударит. Женщина вскочила, уронив цветы, но тут же опустилась обратно.

— И что?! — ее голос слегка дрожал. Она наклонилась и начала собирать герберы. — Из-за этого ты шла за мной аж оттуда?! Тебе-то что за дело?!

— Я могу попробовать вам помочь.

— Так, — женщина встала и махнула рукой в сторону. — А ну пошла отсюда! Теперь-то понятно! Ты из этих целительниц чи колдунов, которые не умеют ни хрена, а строят из себя неизвестно что! Только и умеют, что бабки драть! Спасибо, проходили!

— Я не возьму с вас никаких денег, — мягко сказала Наташа. — Только мне нужно будет посмотреть на вашего сына, и тогда я скажу — смогу что-то сделать или нет.

Они проговорили минут пятнадцать, и женщина вначале ощетинивавшаяся, постепенно успокоилась. Не то, чтобы ее подозрения улеглись — нет, то же обстоятельство, что Наташа не желала назначать цену, насторожило ее еще больше — она считала, что когда люди говорят, что им ничего не нужно, то, как правило, на деле заберут все. Наташа еще раз пояснила: потом, если все пройдет удачно, женщина сможет найти ее и заплатить. А может и не заплатить — это ее личное дело.

— Мы придем не одни! — угрожающе заявило бирюзовое платье, которое, как уже знала Наташа, звали Людмилой Тимофеевной. — И не думай, что тебе удастся как-то нас развести. Почему бы сразу не назначить цену?

— Не в моем праве оценивать это, — тихо сказала Наташа. — Оцените сами, если будет что оценивать. И если захотите. Мы не в магазине.

— Ты не похожа на целительницу, — заметила Людмила Тимофеевна уже более дружелюбно. — Ты очень странная… но, может, это и хорошо, что ты не пыжишься и не строишь из себя… Ладно, ты посмотришь на моего сына. Как же ты будешь его лечить? Делать пассы? Лечить биополе? Или… как это… полоскать ауру? Или ты по колдовству?

Наташа покачала головой. Женщина хотела спросить еще что-то, но тут увидела идущего через двор невысокого плотного парня в шортах и футболке и закричала так громко, что у Наташи зазвенело в ушах:

— Борька! Иди сюда! Быстро!

Борька неохотно повернул к ним. Когда он подошел, Наташа подумала, что видит верно самого не выспавшегося человека в мире. Парень не удостоил ее взглядом, а недовольно посмотрел на мать.

— Ну, чего?

— Постой здесь минуту. Эта милая девушка хочет на тебя посмотреть.

— Что я — картина?! — хмуро пробормотал Борька. — Слушай, ма, у меня дела!

— Я знаю твои дела! Стой и не дергайся! — отрезала мать и повернулась к Наташе. — Ну, как? Подходит?

Наташа уже сняла очки и смотрела на стоявшего перед ней человека, и чем дольше она смотрела, тем шире становилась улыбка на ее лице. На мгновение весь мир исчез и исчез Борька, и за ним, словно за отодвинутой занавеской, она увидела иную реальность, похожую на заповедник, населенный диковинными существами — одно, другое… а вот и то, которое ей нужно — темное, хищное, желанное. Наташа, удивленная и испуганная, вцепилась в скамейку, тяжело дыша. Раньше такого не было — раньше она всегда видела только какое-то одно качество, один порок — теперь же она видела все — и доминирующий, огромный, и более мелкие, даже незначительные, и даже какие-то светлые черты. Она вдруг словно увидела внутренний мир человека в разрезе — и основной верхний слой, закрывающий собой все остальное, и глубинные слои, давно ушедшие с поверхности, а может, и никогда не находившиеся на ней. Акула, чей плавник выступает из воды, и донные животные, никогда не видевшие солнца. И все вместе, все видимы в одном человеке. Такого не было никогда.